Громким писком шальные синицы
Нас приветствуют в чащах сосны.
Мы на лыжах стоим – у границы,
У границы зимы и весны.
И в капельном разбуженном шуме
В синеве высоко-высоко
Облаков боевые ушкуи
Мчат под звонкие гусли Садко.
Незабвенные детские были,
Заповедного счастья миры…
Что ж вы голову так забелили,
Сорок зазимков, с этой поры?
Где вы, тонкие пальчики-спички,
Растопившие лед без следа?
Но несутся звеня электрички
В те родные места и года,
Где жилось с ощущеньем азарта,
Где дышалось легко на бегу
В первых днях долгожданного марта
По последней лыжне на снегу.
* * *Нет, ничего не говори.
В ложбины лес струится кровью,
И золотые сентябри
Костром горят по Подмосковью.
Я позабыл, в какой главе
Давно прочтенного романа
Вот так же, по сырой траве
Стелился белый хвост тумана.
И босиком,
и босиком
По листопаду,
листопаду
Ко мне бегом,
ко мне бегом
Ты вырывалась за ограду.
Как листьев – лет волос с плеча,
И губы с запахом полыни.
И запоздалый клин крича
Тревожно тает в нежной сини.
А память сказку повторит.
В ложбины лес струится кровью,
И золотые сентябри
Костром горят по Подмосковью.
Прощание у стен Донского монастыря
В кирпичной чаше древнего собора,
Среди полуразваленных столбов,
Не опуская пристального взора,
Та женщина внимала про любовь.
Спускалось солнце плавным полукругом,
И мелкий снег по мрамору рябил.
Она меня своим считала другом,
И я об этом знал… но позабыл.
Забыл, что в этом мире все непросто,
Что горек сладкой встречи дикий мед.
Смотрели удивительные звезды
На двух теней озябших хоровод.
О нежность бесполезная поэта!
О повторенность и банальность фраз!
Ну кто тебя из солнечного света
Соткал такой, с морщинками у глаз?
И кто мне даст неведомые силы,
Словами не затмить твою красу?
В кирпичной чаше тихо спят могилы
И застывают хлопья на весу…
* * *Эта ночь для двоих.
Тихо в комнату утро вплывает.
Серебристая пыль
Осыпает прибрежный балкон.
Нежный девичий профиль
На левом плече засыпает.
Мне встречались нежней
Лишь в полотнах рублевских икон.
Двадцать солнечных дней
Нам с тобою не будут обузой.
Двадцать солнечных дней
Нам с тобой не уйти от судьбы.
И взовьются стрижи
Над великой и плавною Рузой,
И с вечернего неба
Падут грозовые столбы.
Отойдет сенокос,
Отцветет на полянах цикорий.
Скоро осени цвет
Зажелтит полновесную рожь.
Я тебе расскажу,
Прошепчу тебе кучу историй:
Полуправду
И полузаветную ложь.
А когда расставанья
Настанет проклятое время,
Покачнется земля
И присохнет к гортани язык.
Мне останется дней
Незабвенное, сладкое бремя:
Эта ночь для двоих.
На плече моем девичий лик.
На Рузском шоссе
Я уйду по Рузскому шоссе
После расставанья на рассвете.
Солнца золотой карась – в лозе
Рвет тумана утренние сети.
Я пойду без тяжести в груди
К нежно розовеющему храму.
На реке ушкуйники лодьи
Из варягов в греки плавят, знамо.
Чуден благовеста ранний час,
Встреченный побудкой петушиной.
Семеренкой в Яблоневый Спас
Покатилось лето под вершину.
Скоро кликнет осень Алконост,
Спрятавшись за кроны вековые.
И дорогой этой на погост
Повезут отрубленные выи
Тех колосьев, что сейчас в росе,
Как отряд бойцов в кольчужной стали…
Я уйду по Рузскому шоссе
В зимние, нехоженые дали.
Завет
Шепчи мое имя, молись.
Я – молнией битое древо.
Развилка, уведшая влево.
Капканом отмеченный лис.
Шепчи мое имя, молись.
Застынь перед ликом иконным.
Я – пеший в нашествии конном.
Я – в черепа чаше кумыс.
Шепчи мое имя, молись.
Под крестоандреевским стягом
Есть место певцам и бродягам.
Им ведом грядущего смысл.
Шепчи мое имя, молись.
Ты станешь моим оберегом,
Опарою пашни под снегом,
Строкою, упавшей на лист.
Шепчи мое имя, молись!
На могиле М. И. Цветаевой
И будет предвечная болесть России