— Ты говорила с ним? — переборов себя, выпалил Витька.
— Конечно.
— Снова первая подошла к нему?
— Конечно!
Мы промолчали.
— А почему он не пошел с тобой танцевать?
— Потому что у него нет ног.
— Как… — что-то помешало нам говорить.
— Я поняла это, когда все начали уходить. Он уходил последним. Я остановила его. Потому что иначе я все равно не смогла бы.
— И ты сказала, что любишь его?
— Я просто молчала, а он стоял и смотрел на меня. Потом я сказала, что у него хорошие песни. Но он перебил меня. Он сказал, что это не его песни. Что это песни гор. Он ушел.
— И ничего не сказал больше?
— Ничего.
Светка тоже больше ничего не сказала. Мы еще долго бродили по улочкам Пасанаури, увитым виноградным плющом. А потом свернули к палаткам. В нашей еще горел свет. Ян читал книгу. Мы не знали, о чем говорить с ним.
— Ты, кажется, не спишь? — просто так, чтобы что-нибудь сказать, пробурчал Витька.
— У тебя дьявольская наблюдательность, — криво ухмыльнулся Ян.
Мы быстро улеглись и погасили свет.
— А здорово его прихватило, — сказал Ян.
— Кого его, Илико?
— Ну да. На перевале, в буран. Жизнь ему спасли, а ноги… Не повезло парню.
Мы с Витькой думали о том же. Так всегда бывает. Не знаешь, где тебя поджидает беда. Илико не выходил у нас из головы. И Светка. Что она теперь будет делать? Не помогут ей смешные истории Яна. Да и будет ли она их теперь слушать!
Весь следующий день мы провели в горах. Светки с нами не было. Мы думали, что она, наверное, сейчас сидит где-нибудь с Илико и во все глаза слушает его песни. И, кажется, мы были бы рады, если бы это было так на самом деле. Потому что тогда бы Светка не была молчаливой и к ней, наверно, вернулся бы ее смех.
С гор мы спустились в сумерки. И хотя валились с ног, не торопились укрыться в палатке. Может, где-то промелькнет Светка?… Но Светки не было.
Тогда мы поплелись к Арагве. Она сидела на выступавшем из воды камне. Может, как и мы, хотела подслушать бесшумный разговор потока?
Витька был смелее меня и снова спросил первым:
— Ты не видела его?
Светка промолчала. Значит, не видела.
Мы разделись и бросились в воду. Река обжигала ледяным холодом. Окунуться и выбраться на берег — было в самый раз. Мы же бросались навстречу потоку. Он откидывал нас на камни. Было больно, но мы смеялись и визжали, как будто нам было страшно весело. А Светка не проронила ни одного слова. Только один раз улыбнулась. Она же понимала, что стараемся мы ради нее.
В большом зале снова танцевали. Играли два парня-гитариста. Илико с ними не было. Мы позвали Светку. Все-таки там танцы и музыка. Она лежала в палатке, зарывшись лицом в подушку. Тихо. Безмолвно, как будто отгородившись от всего мира.
Тогда Витька побежал к старику с чисто выбритым лицом.
— Илико в селении?
— Нет.
— А где он?
— Кто знает. Он всегда пропадает. А потом приходит и поет новые песни. Но тут он ушел и не сказал, что вернется. С ним что-то случилось. Он был не такой, как всегда…
Теперь нам казалось, что мы зря торчим так долго в этом Пасанаури. Мы просто брюзжали. Как старики.
Ян хохотал.
— Вы — порочные. У вас нервический токсикоз.
Нас это злило. Он-то почему так спокоен? Получил от ворот поворот, и ни одного вздоха. Просто бесчувственная личность. Вслух это звучало значительно мягче:
— А безразличие тоже не из выдающихся достоинств.
Ян заливался еще сильнее.
— Вы — остроумнейший народ, ремесленнички. С вами ужасно весело… Давайте поспим?
Мы задыхались в бешеной ярости, отворачивались к полотняным стенкам и не могли уснуть. Утром нам не хотелось смотреть на него.
…Мы поднимались в горы, к столетнему человеку Луарсабу. Идти было непривычно и трудно. Не хватало воздуха. Конечно, мы совсем не подавали вида. Потому что впереди маячила спина Яна. И был он весь легок и прост, хотя нес на себе приличный рюкзачище. Он даже пытался напевать свое «бэля-бэля-бэля». На середине подъема он взвалил на себя еще рюкзак Светки. И все равно выдавливал из себя «бэля-бэля-бэля». Звучало это отрывисто, с присвистом. Мы-то понимали, почему так старается Ян, и не думали о нем плохо, как раньше. Мы с Витькой были незлые люди. Может, по неопытности, но быстро прощали людям пороки. А раз еще рядом шла Светка и улыбалась… Только за это мы готовы были простить Яну его откровенное пижонство.