— Утащила я у них кольцо, утащила!
— Тогда передай его мне, а то ты откроешь свою пасть и уронишь кольцо в море.
— Как же! Я передам его тебе, и он будет благодарен тебе! Если хочешь, переправь меня, а не то стой!
— Глупая, ты его уронишь! Ты же знаешь, что я тебя здесь не оставлю!
Собака посадила ее себе на спину и предупреждает:
— Держись крепко, не раскрывай своей пасти!
Плывет она с ней, плывет; когда они уже приближались к берегу, волны начали перекатываться через собаку; у кошки раскрылась пасть, и кольцо упало в воду. В это время кошка сильнее уцепилась своими когтями за собаку.
Выбрались они на берег. Усталая собака спрашивает кошку:
— Ну, как дела?
— Я уронила кольцо в море, — печально отвечает ей кошка.
— Ах ты ротозейка, глупая! Разве я не предупреждала тебя, что ты уронишь его в море? В каком месте, дурная башка, ты уронила его?
— Там, где я сильнее уцепилась за тебя когтями.
— Я тотчас же догадалась!
Спустилась собака на морское дно, стала искать кольцо. Кольцо попало ей на ногу так, что она даже не заметила этого. Еле живая поднялась она наверх, с трудом переводит дыхание. Когда она оказалась на суше, кошка заметила блеск кольца; она радостно подошла к собаке и спрашивает ее:
— Не нашла ли ты его?
— Ротозейка, где я его могла найти? — грубо отвечает ей собака.
— Ах ты, лукавая! — говорит ей кошка. — Вот же оно, на твоей ноге!
— Я тебя, дурная, обманывала! — говорит собака.
— Теперь надо возвращаться домой, — сказали они и рысью направились домой.
В доме Одинокого стала осыпаться штукатурка. Когда они начинали чувствовать недостаток в еде, они продавали на базаре золотой стул и этим жили.
— Ах, если бы мы не лишились своих кошки и собаки, — говорит однажды Одинокий своей матери. — А жена пусть пропадет пропадом!
В этот момент вваливаются кошка и собака. Солнце снова выглянуло для Одинокого. Собака вручила ему кольцо. Он быстро положил его себе под язык, потом сбросил обратно на ладонь, и столы тотчас наполнились едой, напитками.
— Пусть медная башня, что стоит на морском острове, сейчас же очутится в моем дворе! — приказал он трем арапам и тотчас же послал за алдаром. Алдар быстро приходит во двор Одинокого.
— Алдар, посмотри, какие дела натворила твоя благородная дочь!
Он открыл для него окно и заставил алдара посмотреть, как они там спят; блевотина, которой они обливали друг друга, засохла на них.
Алдар тотчас же послал за двумя жеребцами-неуками. Привязал к их хвостам свою дочь и ее возлюбленного и отпустил жеребцов на волю. Они разбили их о деревья, о камни.
Одинокий же после этого женился на равной себе. От него народился целый род. И теперь еще они живут в добре.
Как вы их не видели, так не увидеть нам никакой напасти, никакой болезни!
103. Как Бог создал человека
Бог создал человека и сказал ему:
— Ну, человек, я тебя создал, и теперь живи! Всего у тебя будет достаточно, ни в чем не будешь нуждаться, но жизни я даю тебе тридцать лет.
Человек ничего не сказал богу, но печально подумал про себя: «И что за срок жизни для меня — тридцать лет!» После этого бог создал осла и сказал ему:
— Работай на этого человека; ты должен носить на себе все, что ему нужно будет, и проживешь с ним тридцать лет!
Ослу это было очень неприятно, и он сказал богу:
— Да будет тебе, о бог, стыдно! Почему ты мне так сказал? Если я при такой работе, таская тяжести, проживу пять лет, то и этого для меня будет достаточно! У меня от такой работы даже кости сокрушатся; мне не нужно такой жизни больше пяти-шести лет!
Бог посмотрел на человека, но ничего не сказал. После этого он создал собаку. Собаке он сказал:
— Ну, собака! Проворно служи этому человеку, будь ему предана, не подпускай воров ни к нему, ни к его скотине, ни к его птицам, ни к его имуществу и проживи с ним тридцать лет!
Та была опечалена еще больше и сказала богу:
— Если я буду лаять больше пяти лет, то челюсти мои соскочат со своих мест. Мне не нужно такой жизни более пяти лет!
После этого бог создал обезьяну. Обезьяне бог сказал:
— Развлекай вот этого человека, танцуй около него, весели его и проживи вместе с ним тридцать лет!
Когда бог сказал обезьяне «тридцать лет», то она хотела было схватить себя за горло и задушить себя, так ей было неприятно.
— Если я, голая и с открытым задом, проживу пять лет, — сказала она богу, — то и этого с меня достаточно. Большего срока жизни я не хочу!
— Пусть будет так! — сказал бог и лишние годы отдал человеку.
У человека до тридцати лет кровь играет, поэтому сила его при нем и он здоров. Затем он принимается за труд и трудится до тех пор, пока хватает его сил. Это и есть ослиный период жизни человека. Затем он уже не в состоянии работать и тогда, что и говорить, начинает поучать, но тот, кого он поучает, уже его не слушается — и это период собачьего лая его жизни. Затем наступает другой период, когда он уже не в состоянии бывает ни работать, ни говорить как следует, когда покидает его зрение и он перестает видеть глазами, когда и ноги перестают ему подчиняться, когда он перестает понимать. Тогда наступает обезьяний период его жизни.
104. Уастырджи и земной человек Маргуц
У Уастырджи было две жены. Он сам ежедневно бывал в наездах, балцах, и жены его до его возвращения пересматривали его одежду, обновляли ее.
Однажды одна из жен его занималась изготовлением новой одежды спустя рукава, и другая заметила ей:
— Чем ты занята? Поторопись! Если он застанет одежду неготовой, ему будет неприятно.
Та ей отвечает:
— Клянусь твоими покойниками, за какого мужчину ты его считаешь? А что было бы, если бы он походил на земного человека Маргуца?
Ответ первой жены Уастырджи не понравился второй его жене; она сильно опечалилась и сказала про себя:
— Я так полагаю, что среди небожителей-ангелов не найдется более бравого, чем Уастырджи, а на земле кто может сравниться с ним? Удивляюсь ей, что она только говорит?!
Уастырджи вернулся домой вечером и застал вторую свою жену в печали. Он спросил ее:
— Чем ты опечалена?
— Ничем, — ответила она.
— Нет, без причины ты не можешь быть печальной! Скажи мне, почему ты печальна?
Тогда она сказала:
— Я вот почему печальна. Сегодня мы шили вдвоем твою одежду; она к работе была очень невнимательна, и я сказала ей: «Поторопись, а то, если он вечером прибудет домой и застанет одежду неготовой, это будет ему неприятно!» Она же мне на это сказала: «А что было бы, если бы он у тебя походил на земного человека Маргуца?» Это мне было неприятно, и я сама себе сказала: «На небесах, кроме бога, нет более бравого, чем он; кто же на земле может сравниться с ним?» Сегодня я целый день проплакала: так это было мне неприятно.
— А почему тебе это было неприятно? — говорит ей Уастырджи. — Ты думаешь, что из земных людей нет никого более бравого, чем я? Напрасно ты из-за этого проплакала целый день и напрасно была печальна!
Имя Маргуца было известно Уастырджи, но он не встречался с ним, так как Маргуц не бывал в тех местах, где он наездничал, где бывал в балцах.
Утром Уастырджи встал и выступил в дорогу. Едет он, едет и из тех мест, где он обычно бывал в наездах, переехал в другую страну. Долго ли он ехал, мало ли, но в одном месте он встретил табун; коней в нем было видимо-невидимо.
Он подъехал к табунщику и обратился к нему с приветствием:
— Да будет день твой, табунщик, добрый!
— Добро да будет твоей долей, бравый путник! — ответил табунщик.
— Чей это табун? — спросил его Уастырджи.
— Кони принадлежат земному человеку Маргуцу.
— Где же он живет, в какую сторону к нему ехать?
Тот ему сказал:
— Отсюда ты попадешь к пастуху, который пасет его рогатый скот, и он тебе укажет дорогу к нему.
Уастырджи выехал оттуда и через какое-то время попал к этому пастуху.