Как раз в это время Уасгерги надумал:
— Пойду проведаю богатых скотом людей, испытаю, как они живут с народом.
Рядом с кутаном старика-кударца были расположены кутаны трех братьев; у каждого из них был свой отдельный кутан, у каждого скота видимо-невидимо; они были необычайно богаты и жили в свое удовольствие.
Уасгерги добрался до кутана одного из них и обратился с приветствием к его чабанам:
— Да умножится скотина ваша, добрые чабаны!
— Да будет дело твое правое! — ответили ему. — Я путник и хотел бы, чтобы вы дали мне приют.
А они ему ответили:
— У нас из скотины нашей ничего больше не останется, если будем давать приют всем праздно проходящим мимо нас по дороге. Мы никак не можем дать тебе приют!
— В таком случае счастливо оставаться вам! — сказал он им и направился дальше.
Он подошел к чабанам другого брата, приветствовал их как раз в тот момент, когда они в суматохе убирали свой скот:
— Да умножится скотина ваша, добрые чабаны!
— Да будет дело твое правое, — отвечают ему чабаны.
— Я — путник, устал идти пешком, ночь меня настигла в пути, прошу о приюте.
И они ему ответили так же:
— Мы тебя не можем принять! Мы не можем оказывать приют всем проходящим мимо нас по этой дороге. Если всех их принимать как гостей, то у нас и скота не останется!
Он попрощался с ними, пожелал им спокойного вечера.
Дошел до чабанов третьего брата; они уже убрали свою скотину и спокойно сидели в шалаше; он закричал им:
— Да умножится скотина ваша, славные чабаны!
К нему выскочил один из чабанов и сказал ему:
— Да будет дело твое правым!
Уасгерги объяснил ему, что он путник, и попросил приюта, а тот рассвирепел и вместо ответа натравил на него собак. Они окружили его со всех сторон и чуть-чуть не разорвали, но Уасгерги стал отгонять их от себя палкой и насилу отбился.
Сильно разгневанный, пошел он по дороге дальше и поравнялся с кутаном старика-кударца. Смотрит — никого и ничего нет, а из шалаша идет дым. Он удивился: как это в таком большом кутане, который находится в хорошем состоянии, не видно никакой скотины?
Так как из шалаша шел дым, то он позвал:
— Да умножится скотина твоя, славный чабан!
На зов выбежал старик-кударец, руки его были в тесте, так как он готовил себе лепешку.
— Да будет дело твое прямое, славный гость! — говорит он ему.
Уасгерги его просит:
— Я — путник, добрый чабан. Уже поздновато, но все-таки прошу дать мне приют!
Старик-кударец отвечает ему:
— Да съем я твои болезни, я не могу отказать тебе в приюте! На что мне еще скотина, если я не буду принимать гостей! Гость — божий гость! Заходи! — так сказал он ему, быстро завел его в свой шалаш, усадил его, а затем говорит: — Гость мой славный! Ты меня застал за приготовлением лепешек, и пусть тебе не будет неприятно, я закончу свою работу.
Он принялся за работу и стал готовить лепешки, но его все время беспокоила мысль: «Чем я его накормлю? Поставлю перед ним лепешку и рассол? — волнуется он. — Заколоть козу? Но что станется с козленком? Зарезать козленка? Но тогда коза моя будет кричать по козленку своему. Ну, — решил он, — зарежу своего козленка, а коза моя окотится новым».
Он выбежал из шалаша, поймал козленка и быстро зарезал его со словами:
— Для кого лучшего я могу его зарезать!
Он занес тушу козленка в шалаш, и Уасгерги пожалел его.
— Зачем ты его зарезал? — сказал он старику-кударцу. — Не нужно было его резать, я ведь не такой гость, из-за которого стоит слишком хлопотать, чтобы оказать ему особое внимание. Мне было бы достаточно твоей лепешки и рассола, которые у тебя есть.
Старик-кударец его успокаивает:
— Ничего, не беспокойся! Тот бог, который дал его мне, даст и другого.
Уасгерги промолчал, а старик-кударец быстро управился с козленком, бросил мясо в котел и сварил его. Вареное мясо он выложил на финг вместе с лепешками и рассолом. Пока они ужинали, наступило время сна, и старик-кударец уложил гостя на свою постель.
Легли спать. Усталый старик-кударец заснул. Уасгерги же приподнялся на постели и сказал:
— О единый бог, создавший нас из ничего! Все находится в твоих руках, и я прошу тебя: пусть овцы вот тех братьев сегодня ночью окаменеют, а этому старику, о единый бог, дай столько, чтобы он был обрадован!
После этого Уасгерги растянулся на своей постели. Прошло немного времени, и кутан старика-кударца наполнился отарой, которая подняла шум. А овцы трех братьев окаменели.
Уасгерги обращается к старику:
— Старик, спишь ли ты? Проснись-ка, выйди наружу! Скотина твоя подняла шум, может быть, зверь напал на нее.
На некоторое время старик-кударец притих, ничего не ответил Уасгерги, а затем говорит ему:
— Добрый гость, почему ты издеваешься надо мной? У меня имелись только коза и козленок; козленка я зарезал, коза же и осел спят около меня. Почему ты издеваешься надо мной?
Уасгерги опять ему говорит:
— Я не издеваюсь над тобой, но выйди к своей скотине, я боюсь за нее.
Старик-кударец из уважения к гостю встал, вышел из шалаша и видит: кутан его переполнен белыми, черноголовыми овцами.
Он решил, что это чужие овцы и что они приблудились к нему от хозяина, который только недавно переселился сюда, — ведь здесь таких овец ни у кого не было. Вернулся он в шалаш и сказал своему гостю:
— Это чужие овцы. Откуда у меня могут быть такие овцы? До утра я их задержал в своем кутане, а утром их выпущу.
Уасгерги же ему говорит:
— Они не чужие, они — твои. Единый бог дал их тебе, никто другой их не назовет своими. Не бойся и владей ими! Владей ими счастливо, но пусть характер у тебя останется таким же, как сейчас.
И тогда старик-кударец поверил тому, что это — его овцы. Он снова улегся спать и быстро заснул, а Уасгерги — да будет ему табу! — исчез.
Утром старик быстро соскочил с постели и видит: одни овцы лежат, другие — стоят, а третьи — жуют жвачку. А у чабанов, его соседей, в это утро все было тихо. Не выпуская своих овец, он проведал своих соседей и увидел, что их кутаны полны каменных истуканов; даже собаки окаменели. Чабаны же стоят, охваченные печалью, и не понимают, что с ними случилось.
Они спрашивают старика-кударца:
— А ты кто такой, откуда ты пришел?
— Я имею кутан вон там. Каждое утро слышны бывали ваши крики, ваша возня со скотиной, а сегодня ничего не слышно, поэтому я пришел проведать вас.
— А твою скотину миновало несчастье? — спрашивают его.
— Мою скотину несчастье миновало, — сказал он им.
— В чем же провинились наши овцы? Почему они окаменели, а его — нет? — удивились они.
Старик-кударец выпустил свою отару из кутана и стал пасти своих овец. Он понял в чем дело и повеселел:
— Единый бог дал их мне, и теперь надо их хорошо содержать, как он мне наказал. Нужно нанять чабанов, один я с ними не справлюсь.
И он нанял столько чабанов, сколько ему нужно было. Он вывез туда свою семью, возвел там большие постройки и приглашал к себе в гости всех, кто только проходил мимо него:
— Заверни! — говорил он каждому. — Буду тебе фусуном.
Вот так он жил и сегодня живет еще.
Как из всего этого мы ничего не видели, так да не посетят нас никакие напасти, никакие болезни!
107. Смуглая красавица, изнеженная дочь Саулага, и сын Фалвара
Смуглая красавица, изнеженная дочь Саулага 75! Не было такого, кто не приходил бы сватать ее. И утренние ангелы, и вечерние духи-предстатели приходили сватать ее. Но на всех сватающих ее она возводила какую-либо хулу, находила у них какой-либо недостаток. И те, на кого она возводила хулу, уходили от нее с поднятыми плечами и опущенной головой.
Явился к ней со своим сватовством и Елиа; он умолял ее, но и ему она отказала, заявив:
— А ты-то как посмел явиться ко мне? Ты носишься по равнинам с громом и криком как глашатай!