- Нечему тут удивляться, - сказала Бедоха. - Та, у которой видел ты кадку, полную молоком, и при жизни была богата - сто коров было в ее хозяйстве, всегда с избытком было у нее молочного. Но даже по праздникам кусочка сыра не могла у нее допроситься бедная соседка. Всегда отвечала она, что нет у нее сыра. А та, которая здесь, в Стране Мертвых, из ложки молока делала сыр величиной с гору, при жизни имела только одну корову. Но, будь то в праздник или в будни, если просил у нее что-нибудь неимущий, не было случая, чтобы она отказала. И вот ты видишь, что происходит с ними обеими в Стране Мертвых.
- Недалеко уехал я, - рассказывает Сослан, - и вдруг вижу: лежит на земле женщина, и на груди ее вхолостую вертятся огромные жернова. Долго раздумывал я над этим и так ничего и не придумал.
- При жизни на чужой мельнице молола она не спросившись, и ты видел теперь, как наказана она.
- А неподалеку - другая женщина. На груди ее тоже вертелись большие жернова и мололи они куски черного камня.
- А эта женщина на земле крала муку из чужого помола. Видишь, какими мучениями платит она за это в Стране Мертвых!
- Видел я еще одно страшное диво - к груди женщины ящерицы присосались. За что ей такие мучения?
- Бывало, при жизни, - ответила Бедоха, - ей приносили ребенка, чтобы она покормила его грудью. Она соглашалась, прикрывала ребенка платком, но груди ему не давала. И теперь, по обычаю Страны Мертвых, платит она здесь свои долги.
- Видел я еще одну женщину. Из ноздрей ее лезут лоскуты сукна и кумача, а правая рука горит синим пламенем. Что еще за диво?
- При жизни была швеей эта женщина. И всегда отрезала она себе от каждого куска ткани, которую давали ей шить. Теперь здесь расплачивается за это, - ответила ему Бедоха.
- Ехал я мимо склепа. Сидел там голый мальчик. Сукровица капала из ноздрей его, и кровь струилась у него изо рта. Как было мне не удивиться этому?
- И этому не удивляйся, - сказала Бедоха. - При жизни не слушал этот мальчик матери и отца, мучил их, и не одно и не два родительских проклятья упало на его голову. А теперь он раскаивается и плачет гак горько, что сукровица капает у него из носа и кровь льется у него изо рта.
- Поехал я дальше и увидел широкую поляну. На ней играют и резвятся разного возраста дети. Но грустно мне было смотреть на них - так неладно были они одеты. Одни - босые, а чувяки засунуты за пояс, другие без шапок, а шапки их засунуты за пазуху. Кинулись они ко мне. Кто называл меня отцом, а кто матерью своей. Как было мне не пожалеть их. Слез я с коня, обласкал их, на каждом поправил одежду. А когда я уезжал, они кричали мне вслед: «Да будет у тебя прямая дорога, Сослан! - Пусть во всем будет тебе удача и пусть благополучно завершится то дело, за которым ты приехал сюда».
- Это были дети, умершие в сиротстве, - сказала Бедоха. - За то, что ты их приласкал, исполнится все то, что они тебе пожелали.
- Еще видел я, - сказал Сослан, - у раскрытых ворот лежала сука, и видно, что скоро время ей щениться. Крепко спала она, но из чрева ее вдруг залаяли на меня ее щенята. «Что бы это могло значить?» подумал я.
- А значит это, что наступит такое время, - сказала Бедоха, - когда станут старшие слушать советов младших.
- Видел я: спорят мешок и переметная сумка о том, кто из них больше вместит в себя проса. Зачерпнул мешок проса и доверху наполнился он. Потом высыпал он это просо в переметную сумку, но даже на половину не наполнилась сумка. А потом набрала проса переметная сумка, высыпала его в мешок, переполнился мешок, и через край посыпалось просо. Что это еще за диво?
- Ты ведь нарт, - сказала Бедоха. - Так чему же ты удивляешься? Наступит такое время, когда и большому и малому, знатному и безродному будут давать не больше, чем нужно ему для хорошей жизни.
- Поехал я дальше, - сказал Сослан. - И увидел: три дерева стоят среди равнины, и гладки, точно обточены, их стволы. И увидел я два чувяка - один из свиной кожи, другой из сафьяна. Наперегонки лезут они на дерево. Но вот соскользнул чувяк из сафьяна и остался внизу, а чувяк из свиной кожи дополз до верхушки дерева. Как же не удивляться мне тому, что чувяк из свиной кожи взял верх над сафьяновым чувяком?
- Чувяк из свиной кожи носят простые люди, а чувяк из сафьяна - благородные, - ответила Бедоха. - Но придет время, и простые люди возьмут верх над благородными и поведут их за собой.
- Поехал я дальше. Гляжу, от равнины до самых гор протянута веревка. И так она толста, что нельзя под ней ни пройти, ни проехать, а перескочить ее тоже нельзя. Вдруг свернулась веревка и далеко в сторону укатилась. Удивился я, но не понял, что это значит.- Вижу я, что ты и впрямь ничего не понял на своем пути, - сказала Бедоха. - А значит это то, что под конец весь мир станет для людей открытою дверью.
- Поехал я дальше, - говорит Сослан. - Вижу, опять протянулась веревка от гор до равнины и тут же смоталась она опять к горам.
- Это значит, что люди, которые с гор спустились на равнину и нашли там хорошую жизнь, со временем снова вернутся в горы, - сказала Бедоха.
- Поехал я дальше, вижу высокий курган, зажжены на нем костры, и висят над ними три чана. Но не сучья древесные горят в этих кострах, а рога оленьи. Два крайних чана кидают друг другу куски мяса - жирные ляжки и ноги. И кипят, бурлят они вовсю. А среднему чану и капли супа не достается - сухой шипит и чадит он. Скажи мне, что это за диво?
- И этому не удивляйся, - ответила Бедоха. - Настанет такое время, когда самые дальние народы станут друг для друга родными братьями и будут они в беде помогать друг другу. И враждовавшие семьи забудут вражду свою и станут друг другу ближе, чем родичи.
- Только отъехал я, и опять вижу чудо: у края дороги в жестокую схватку вступили друг с другом женский платок и мужская папаха. То платок одолеет папаху, то папаха возьмет верх над платком. Долго боролись они, и вдруг дружно, рядком стали они передо мной. Долго гадал, что это значит, да так и не разгадал.
- А это, - сказала Бедоха, - предвещает такое время, когда женщина и мужчина будут во всем равны и когда верх не будет брать мужчина потому лишь, что он мужчина.
- Ехал я, ехал, вижу валяется на дороге переметная сума.. «Хорошая сума, - подумал я, - она мне пригодится». И, не слезая с коня, поддел я ее плетью. Тебе моя сила известна. В нартских играх бывало так, что на всем скаку я ручкой плети своей поднимал всадника вместе с конем. А тут - как бы не так! Даже с места не сдвинул я суму, и сломалась рукоять моей плети. Раззадорило это меня. Спрыгнул я с коня, схватил суму рукой и не смог поднять ее. Ухватил я ее обеими руками, напряг все свои силы, в землю ушел выше колен, а сума даже не шевельнулась. Понял я, что передо мной опять чудо, и оставил суму лежать на дороге. Расскажи мне, что это было? И ответила ему Бедоха:
- Как бы мог ты поднять эту суму? Ведь скрыты в ней все достоинства, которыми наделены люди.
- Еще проехал я и вижу: лежит на дороге клубок пестрых ниток. И захотелось мне захватить с собой эти нитки. Нагнулся я с седла, схватил конец нитки, стал мотать на руку. Мотал, мотал, а клубок все не уменьшается. Вижу я, что опять передо мной какое-то диво. Оросил я клубок и поехал дальше.
- Тайны вселенной обозначает этот клубок, - ответила Бедоха. - Сколько бы ни стремился ты познавать их, всегда сможешь познать только часть из них.
- Поехал я дальше, и снова катится передо мной клубок ниток. Катится он, катится, разматывается, а нитки снова наматываются на него. Что бы это могло значить? - спросил Сослан.
- Это значит, - ответила ему Бедоха, - что наступит такое время, когда люди настолько размножатся, что будут землю измерять.
- Только я отъехал немного, вижу впереди моего коня катится третий клубок, клубок суровых ниток. Погнал я коня своего, обогнал этот клубок, оглянулся, вижу бьет этот клубок коня моего по задним ногам. Удивился и встревожился я: не постигло бы меня несчастье?