— Если мы спустимся туда, — нарушил Олег торжественно-зловещее молчание, — подняться уже не сможем.
— Что-то мне подсказывает, — прохрипел Дик и откашлялся, — наш жизненный путь завершиться посреди этой лестницы в преисподнюю. До конца мы попросту не доберёмся, ноги коротки.
После этих слов четверо, не сговариваясь и почти синхронно, перевели взгляды с мрачной глубины на Бреннера и стоящего возле него Ларса.
— Спускаться в недра горы верхом на драконе, — с полувопросительной интонацией озвучил тот витающую в воздухе мысль. — Полагаю, мы станем первыми, кто так поступил.
— Приятно быть первым, — улыбнулся Томас.
Оседлать дракона оказалось непросто. Многочисленные легенды, изобилующие сценами полётов верхом на крылатых чудовищах, не упоминали о сопутствующих проблемах, а их выявилось предостаточно. Во-первых, загривок Бреннера оказался слишком широким, чтобы обхватить его ногами, и приходилось садиться боком, что сильно снижало устойчивость седока. Во-вторых, роговые пластины дракона находились в постоянном движении и грозили что-нибудь защемить неосторожному пассажиру. В-третьих, положение сложенных крыльев явно не было рассчитано на извоз, и Ларс прилагал изрядные усилия, чтобы удержать их на безопасном для седоков расстоянии. И, наконец, в-четвёртых, спина дракона абсолютно не подходила для транспортировки четвероногих созданий.
— Я пойду следом, — заявила Санти после второй неудачной попытки удержаться на Бреннере. — Дождитесь меня внизу, если отстану.
Первый десяток лестничных витков стал настоящим испытанием. Опасность, таящаяся в конце пути, временно отошла на второй план, уступив первенство риску сорваться со спины крылатого монстра. Расстояние от холки Бреннера до возможной точки приземления само по себе было убийственным, не говоря уже о весьма вероятной перспективе угодить под задние лапы, грозящие размазать неловких пассажиров по ступеням. Поэтому каждый седок мёртвой хваткой вцепился в края ближайших роговых пластин, предпочитая, в случае чего, лишиться пальцев, нежели всего остального. Но по прошествии времени все четверо худо-бедно приноровились к ритму своего монструозного скакуна, и их шансы увидеть низ лестницы заметно подросли.
Бреннер двигался неспешно, крадучись почти по-кошачьи, но, благодаря своим нешуточным габаритам, быстро оставлял позади виток за витком. Лестничный колодец наполнился стуком когтей и шуршанием огромного хвоста, вьющегося по ступеням.
Чёрные сверкающие инеем глыбы стен иногда переходили в обширные ниши, доверху наполненные костями. Многие из этих громадных окаменелых костей высыпались на лестницу, будто им уже не хватало места, будто всё новые и новые останки подпирали их извне, выталкивали. Словно то были и не ниши вовсе, но окна, ведущие из этого холодного тёмного колодца в мир смерти, тлена и немого застывшего ужаса.
— Скальные огры? — прошептал Миллер, провожая взглядом оставшийся позади череп, в десяток раз крупнее человеческого.
— Они замуровали себя в этой горе, — выдвинул гипотезу Томас. — Но зачем?
— Быть может, — негромко проговорил Ларс, — они исполнили цель своей жизни, и более не видели смысла в её продолжении. Или это жертва тому, кому предназначался храм. Либо и то, и другое.
— Их тысячи, — осматривал Олег нишу за нишей, встречающиеся теперь по три-четыре на каждом витке. — Безумие.
— Похоже, вся их раса нашла здесь последний приют, — поделился мыслью Мордекай и добавил с плохо скрываемым восхищением: — Это место пропитано смертью.
С ним сложно было не согласиться, смерть буквально витала в воздухе — затхлом и тяжёлом, несмотря на циклопические объёмы внутреннего пространства рукотворной пещеры. Тлетворные миазмы окутали всё, словно паучья сеть, но не они были основной причиной. Нечто неосязаемое, необъяснимое, таящееся в самих камнях, заставляло испытывать непроходящую нервную дрожь и мешало мыслям покинуть колею, ведущую во мрак загробного оцепенения.
Чем глубже, тем больше стены лестничного колодца пестрели письменами, прочесть которые было не под силу ни Ларсу, ни Мордекаю. Письмена эти не имели ничего общего ни с одним из известных языков и, судя по всему, были сделаны гораздо раньше, чем концентрические символы над вратами Бога. Их резкие рубленые линии сплетались в причудливые и пугающие одним своим видом узоры, до того сложные, что расшифровать подобное мог лишь разум не в пример более могучий, нежели доступный человеку. Но в том, что это не просто чудовищно извращённый орнамент, сомнений не было. Изменилась и сама лестница. Высота ступеней, хоть и не сильно, но возросла, а их поверхности выглядели гораздо более истёртыми. Ниши же вовсе исчезли. Несмотря на это, присутствие смерти только усилилось.