– Доктор Евандер? Что Вы здесь делаете?
Я слышу голоса калигусов. Они стоят совсем близко, и, черт возьми, я просто не понимаю, почему мы скрываемся от них, словно преступники, но это кажется таким логичным решением. Отчего мне страшно, почему я не могу успокоить собственное сердце?
– Доброй ночи, молодые люди! – жизнерадостно восклицает Грегориус. – Вот, веду сына домой, не хотелось бы задерживаться, а то миссис Евандер тревожится за нас.
– Откуда так поздно возвращаетесь?
Я чувствую, как вся кровь от лица стекает по моим венам вниз, в руки и ноги. Ладони потеют, хотя мне холодно.
– Из гостей! Хотели остаться, но моя жена строгая женщина, знаете ли.
По-моему, он даже смеется. Я медленно выглядываю из-за своего укрытия, пока Джервис стучит ладонью мне по плечу и пытается утянуть назад.
– Вы знаете правила, мистер Евандер, – монотонно говорит один из калигусов, кажется, Хэймон Тэйлс, – в дождь нельзя находиться на улицах, это небезопасно.
– Ох, молодой человек, не вы ли охраняете наш покой? Не волнуйтесь, мы уже идем к себе.
Грегориус подталкивает вперед застывшего Велиуса, и хотя я не вижу его лица, мне кажется, что он улыбается через силу, жмуря глаза, что делает его похожим на большого хитрого зверя. Калигусы расступаются.
– А нам-то что делать? – я оборачиваюсь на совершенно бледного Джервиса и сердито шепчу. Приятель округляет глаза, зажимая мне рот рукой.
– Постойте! – вдруг говорит Хэймон. Мы с Джером вздрагиваем и буквально вмерзаем ногами в землю. Грегориус с сыном останавливаются на месте.
– Вы знаете, где сейчас находится сын канцлера Мэйтланда?
Джервис перестает дышать. Я готов сорваться с места и бежать, уже дергаюсь в противоположную от калигусов сторону, но он придерживает меня за руку.
– Рэймонд? – удивляется доктор Евандер. – Он у Виктории! Они с ее дочерью, знаете ли, большие приятели!
Это неправда. Это такая большая несправедливая неправда, но сейчас она не имеет значения. Я стараюсь вообще не дышать, только в груди сердце стучит, как бешеное, и я не могу совладать с ним.
Нам конец, нам точно крышка, я в этом уверен.
– У миссис Гэйя, Вы уверены?
– Да-да, разумеется! – заливается Грегориус. Даже голос у него звучит по-другому. – Он со своим другом гостят у нее с вечера, мы как раз попрощались минуту назад. Можете навестить их, если пойдете вдоль теплового канала мимо научного комплекса, так проще всего!
А вот это сигнал для нас, я прав?
Джервис дергает плечом в сторону дальнего угла мастерской, а я уже пячусь спиной, не дожидаясь его решения. Узкая улица с калигусами тревожно дрожит за дождевой пеленой, я не свожу с нее глаз, и полоса света, похоже, пульсирует: ярче-слабже, ярче-слабже.
Я так глубоко и громко дышу, что, боюсь, нас услышат и схватят быстрее, чем мы успеем улизнуть.
Свет с другой стороны мастерской мистера Тимьета падает на лицо Джервиса, разламывая его на две неравные половины.
– Бежим, – шепчет он одними губами.
И мы срываемся с места. И бежим, теперь уж точно бежим, а не перебираем ногами вразвалку, как прежде, – но я все равно понимаю ровно столько же, сколько понимал до этих пор. То есть, ничего.
Джервис летит впереди меня, все время оглядываясь, и из-за проклятущего дождя я еле вижу его лицо – бледное и чуть испуганное. Но только чуть-чуть, пожалуй, потому что Джервиса вряд ли что-то может испугать до колик в желудке, как меня. Мы мчимся мимо канала – большой трубы, которая тянется от каждого из четырех тепловых генераторов на границах Майрона, – а потом огибаем научный комплекс, пристроенный к Академии. Мы бежим ровно там, где нам подсказал Грегориус, и в голове у меня стучит вместе с пульсирующей кровью мысль о том, что они наверняка попали в беду, и если это все по моей вине, то я не знаю, что делать.
Мы тормозим только у стены немного кособокого приземистого дома в центре жилого сектора. Задняя дверь зажата между нею и следующим домом, точно таким же, но с какой-то ненужной пристройкой. Я упираюсь руками в стену, и они начинают скользить от влаги вниз, а мне сложно устоять на ногах.
Я смотрю на Джервиса, он смотрит на меня. У нас есть пара секунд, чтобы принять решение. У нас ведь все равно нет другого выбора, так?