Барьер защищает нас от холода, ветра и местной фауны, и никто не пытается вылезти за его пределы без особой причины. Никто, кроме меня.
Джервис считает, что я идиот. Я предпочитаю звать себя исследователем, путешественником или искателем – в зависимости от ситуации.
Хотя сейчас, быть может, Джервис все-таки прав.
(Ненавижу, когда он прав.)
(Он прав почти всегда.)
Мы вдвоем огибаем Академию – идем и идем вдоль ее круглой стены, а потом оказывается, что мы уже у восточного выхода, и Энди стоит здесь, поджидает.
– Опять няньку с собой притащил, а? – скалится он. Я презрительно фыркаю.
– А с тобой, значит, любители побегать?
За его спиной торчат Лукас, Марла и Коб, и я даже не удивлен, что вижу их. Куда уж Энди Тибекису ходить без свиты.
– Они следить будут, чтобы ты не смухлевал, – тянет Энди.
– Что, все трое? – старательно удивляюсь я. – Сколько чести одному мне.
– Хлебалку бы закрыл, пока зубы не выбили, Мэйтланд, – подает голос Коб.
– А тебя вообще не спрашивали, Фуллер. Стой и помалкивай, пока команду тявкать не дали, – отвечаю я.
– Ах, ты...
– Коб!
Энди машет рукой. Я на всякий случай пячусь.
– Так и будете кулаками меряться? – спрашивает Джервис.
Коб неуклюже приваливается к стене Академии, губы обиженно подрагивают. Такой здоровый, а мелкого Тибекиса слушается, как ручной грантер. И такой же тупой.
– Ладно, – говорит Энди. – Пошли, раз пришел.
Я переглядываюсь с Джервисом, вздыхаю и иду за Тибекисом и его компанией.
...и еще раньше
– Так и знал, что ты без своей няньки ничего не умеешь, – кисло шепчет Энди мне на ухо.
Я пытаюсь аккуратно разрезать стебель ферулы, но пальцы так дрожат, что скальпель не попадает по образцу. Со злости я промахиваюсь второй раз, и стебель ломается.
– Говорил же, – тянет Энди.
Пока миссис Майлз занята своими записями, я едва слышно чертыхаюсь и берусь за новый образец. Это уже третий и больше у меня нет, так что вот он – последний шанс.
– Сейчас и эту испортишь, – говорит Энди.
– Заткнись, – отвечаю я.
Поставить нас вместе – абсолютно глупая идея. Я говорил об этом миссис Майлз, но кто бы меня слушал. Ей, видите ли, не нравится, что я все время работаю в паре с Джервисом. Это, видите ли, нечестно.
Нечестно, ага. Как будто его мозги – расходный материал, и не очень-то здорово, что только я им пользуюсь.
– Может, сам уже попробуешь? – говорю я через плечо. Энди сидит рядом, подперев руками подбородок, и вообще ничего не делает. С ним меня поставили, только чтобы проверить, кто из нас сорвется первым. Сдается мне, ответ очевиден.
– Я посмотрю, как ты без своего ботаника справишься, – ехидно отвечает он. – Считай, одолжение тебе делаю: покажешь, на что способен.
– Засунь свое одолжение себе в...
– Миссис Майлз! Рэймонд некультурно выражается!
Она поднимает голову от своего экрана и недовольно поджимает губы. Я качаю головой.
– Чуть что, сразу жаловаться? – еле слышно шепчу я. – Ну ты и слизняк.
– Что ты! – наигранно вздыхает Энди. – Я просто забочусь о твоем воспитании! Сыну канцлера не положено так разговаривать со своими однокурсниками.
Я втыкаю в надрезанный стебель тонкую трубку одним концом и подставляю колбу к другому.
– Если бы не воспитание, сын канцлера давно бы тебе рожу начистил...
Полупрозрачная жидкость лениво стекает по стеклу.
– ...да отец говорит, что с такими, как ты, дела иметь – себе репутацию портить.
Энди хмыкает.
– А ты у нас, значит, за репутацией следишь, а? Раз положение позволяет, так можно и нос задирать?
Одна капля гальбана содержит до 66% гальбановой смолы, до 19% камеди и около 10% гальбанового масла. Мне нужны эти 10%.
– А ты, никак, завидуешь?
– Это тебе-то? Святая Кера, больно мне надо.
Я осторожно беру колбу с жидкостью двумя пальцами. Надо все делать быстро, пока вещество не застыло. Энди поддевает ногой мой стул, и я дергаюсь, проливая жидкость на блестящую поверхность стола.
– Какого!.. Ты совсем сдурел, квиритово отродье?!
Его губы растягиваются в противной ухмылке, пока я безрезультатно пытаюсь сковырнуть вмиг застывшую каплю. Она уже пожелтела и затвердела, и теперь ее не отскребешь.