Ощущение воздуха
- К черту! Так я не могу работать! — И с этими словами я бросил ручку на стол.
В дверь просунул нос связной командира полка и тут же исчез.
Я встал из-за стола и нервным шагом стал мерять комнату.
Вот уже целую неделю я нахожусь в полку Федора Добыта. Знаменитый полк! Среди частей бомбардировочной авиации он первым в Отечественную войну преобразован в гвардейский. Летчики полка особенно отличились в боях за освобождение Тихвина. Немцы думали соединиться с Кут-Лахтской группой финских войск на Свири и тем самым замкнуть второе кольцо блокады вокруг Ленинграда. Но вместо этого они сейчас, в лютый январский мороз, драпают через труднопроходимые леса к Будогощи. Но как писать о полковых знаменитостях, если.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге показался подполковник Перепелица — заместитель командира полка, добрейший человек, наставник в моей работе. А работа у меня вот какая: написать серию очерков о героях полка. Для этого я и прилетел сюда, в авиаполк, на тарахтящем, как трактор, У-2.
- Что-нибудь случилось, товарищ капитан? — спросил Перепелица, с испугом глядя на меня.
- Случилось! — сказал я. — Я не могу так работать! Я задыхаюсь от обилия материала! Мне не хватает ощущения воздуха, глотка воздуха!
- Воздуха?
- Воздуха! Но только не здесь, а там, на высоте.
- Что вы под этим подразумеваете?
- Что чувствует летчик, когда его самолет идет в пикирование? Какова его реакция, когда на него нападает враг? Как он ведет себя, попав под сильный зенитный огонь? Что такое пологое пикирование со скольжением?
- А разве вам обо всем этом не рассказывали?
- Рассказывали!.. Но я не могу писать с чужих слов. Мне самому надо увидеть и испытать все это.
Выслушав меня до конца, Перепелица говорит:
- Хорошо, товарищ капитан, мы предоставим вам эту возможность. Правда, для этого нужно разрешение командующего армией. Будем звонить и просить за вас.
И Перепелица выполнил свое обещание. Каждую ночь, когда командир полка Ф. Добыш переговаривался со штабом 7-й Отдельной армии, он напоминал о моей просьбе. Командующий резко отказывал.
Но капля точит камень. На пятый или шестой день разрешение было получено. Правда, при этом командующий будто бы сказал:
- Ладно, пусть слетает на боевое задание! Собьют дурака, тогда узнает, что такое «ощущение воздуха»!
И вот я на аэродроме.
Раннее утро. Что-то около восьми. Сквозь разрыв облаков светит полумесяц. А далеко над лесом уже занимается заря и, словно подожженные, горят заснеженные верхушки сосен.
Трактор тащит на прицепе каток, укатывает снег. Позади идет финишер, раскидывает по летному полю еловые ветки, «чернит» поле: это для того, чтобы летчику хорошо была видна посадочная площадка. Хотя дует ветер, и утро туманное, и сильный мороз, но день считается летным.
Во все концы аэродрома спешат экипажи бомбардировщиков. Навстречу им идут инженеры, техники, оружейники; это они ночью, при свете фонарей «летучая мышь», готовили самолеты к боевым вылетам.
Вот и наш зеленокрылый пикирующий бомбардировщик. Красавица машина! Бомбы уже подвешены.
Техник запускает моторы. На пол-аэродрома поднимается снежная пыль. Трудно устоять на ногах.
Члены экипажа — летчик Афонин, штурман Головков, стрелок-радист Карпенко — надевают парашюты. Я с завистью смотрю на них. Но техник с парашютом подходит и ко мне, прилаживает ремни к моим плечам.
Я в унтах, комбинезоне, в шлеме с ларингофоном, а теперь и с парашютом. Как настоящий летчик!
- Как чувствуете себя, капитан? — спрашивает меня техник, хитрец этакий. С виду он совсем еще мальчик. Но техник, говорят, отличный и к тому же... лучший плясун в полковой самодеятельности.
- Прекрасно, — говорю я ему. — Какое-то особое приподнятое настроение! Петь даже хочется!
Он искоса смотрит на меня, говорит:
- Вот и пойте, пойте в самолете! У некоторых в полете даже прорезывается голос. Певцами потом становятся.
Я отворачиваюсь от него, чувствуя издевку в его словах. (А он, оказывается, совсем и не издевался. Мне бы послушаться его советов!)
Ко мне подходит стрелок-радист Карпенко, поправляет ремни на моих плечах, показывает красное кольцо на лямке парашюта, говорит:
- На всякий случай запомните, товарищ капитан: надо только дернуть за это красное кольцо.
- Всего-то и делов? — говорю я.
- Когда вываливаешься из самолета с трех тысяч метров — это не такое уж простое дело! — усмехнувшись, отвечает он.
Афонин, летчик, проходя мимо нас, между прочим говорит, обращаясь к Карпенко:
- Учти, Карпенко, это первый боевой вылет капитана. Пропустишь его первым.