— Позови Арена. Мне нужно, чтобы он был при этом.
— Конечно, — я не сразу решился выпустить лапу Флёр. Наконец я отошел от неё и вышел на улицу — искать лиса в белом плаще.
Он сидел на лавочке напротив. И такая грусть была в его позе, что хоть в граните его вытачивай. Решив не торопить события, я присел рядом.
— Она не полюбит меня…
— Ты о чём?
— О Флёр…
— Почему?
— Она же воин… Свирепый, беспощадный воин, который не ведает тихой жизни…
Уговаривать его я не стал. Ни времени, ни настроения. Я встал, хлопнул лиса по плечу и пригласил на операцию.
— Пошли. Будем делать из воина домашнюю лисичку.
Провожаемый недоуменным взглядом Арена, я прошёл в кузницу и направился прямо в подсобку. Там уже всё было готово: на большом столе с хитрыми тисками лежала Флёр с зажатым в тисках ошейником. По её мордочке блуждала улыбка, но она чувствовала, как ошейник держит её, и улыбка была натянутой, неестественной…
— Давайте быстрее, мне уже надоело ждать! — то и дело поторапливала она кузнеца. Энзо подтягивал свою странную пилу; Фарр сидел, молча наблюдая за всем. Вошёл Арен и взял лисицу за лапу. Та сразу успокоилась и благодарно посмотрела на лиса. Тот только бледно улыбнулся и пообещал, что останется с ней.
— Вот, — наконец Энзо подошёл к Флёр и с гордостью показал ей свой инструмент. — Алмазная пила! Если она не сможет справиться с этой штукой, то ничто не справится.
— То есть как это, «не сможет справиться»? — тревожно скосила глаза Флёр, дёрнувшись в ошейнике.
— Может и не справиться… — кузнец вздохнул. — Мирфил — самый прочный металл и почти не поддаётся разрушению. Очень дорогой, кстати говоря…
Он коснулся лезвием пилы к ошейнику. Лисица вздрогнула, а Арен сжал зубы: так сильно она сжала его лапу.
— Приступим! — беззаботно и легко провозгласил Энзо и двинул пилу вперёд.
Послышался противный звук, посыпалась мелкая пыль. Флёр расслабилась и обмякла в металлическом кольце, которое доживало свои последние минуты в качестве единого целого. За первым движением пилы последовало второе, за ним третье, четвёртое…
Пыль, обильно осыпавшаяся с её полотна в начале, перестала сыпаться совсем, и человек начал подозрительно легко возить своей чудо-пилой. Флёр заволновалась и освободила свою лапу из лап Арена.
— Что-то не так? — робко поинтересовалась она дрожащим голосом.
Энзо, руки которого дрожали, как у пьяного, убрал пилу.
Но этот предмет уже нельзя было назвать пилой. Вместо сверкающей мельчайшими алмазами поверхности её полотно белело гладкой сталью…
— Алмазная пила!.. — кузнец грязно выругался и бросил её на пол.
Никакая броня жестокости и эгоизма не смогла выдержать такого. Прямо при всех Флёр в голос разрыдалась, давая волю своим чувствам. Она ещё ничего не видела, но уже всё поняла.
На ошейнике не осталось ни единой царапины…
====== Глава двенадцатая. Эмерлина ======
— Уа-а-а! Потрясающе! А ещё быстрее можешь?! — перекрикивая ветер, прокричала я.
Лис что-то довольно пробурчал и прибавил скорости.
Испещрённое пенными барашками волн море стремительно проносилось под моими лапами. Высота была небольшой, но именно так скорость ощущалась лучше всего. Воздух тугими порывами был мне в морду, трепал уши и хвост. Это было невообразимо потрясающее ощущение прекрасного полёта над морем — быстрого и стремительного полёта, который нёс меня к заветной мечте.
Я открыла пасть и свесила язык, позволив ему трепаться на ветру. Но наслаждение продлилось недолго: через несколько секунд я чем-то поперхнулась и закашлялась.
— Гадость! Что за гадость!
— Держи пасть закрытой! — еле расслышала я.
— Что это было?
— Откуда знаю? Просто закрой пасть, а то и не такое залетит!
Представив себе, что ещё может залететь мне в рот на такой высоте и скорости, я послушно выполнила указание.
Сильные лапы держали меня подмышками, поэтому полёт проходил для меня очень расслабленно, и за всё это время, почти четыре часа, его лапы даже не дрогнули от усталости.
А потом я увидела тайный город и знакомую мачту у причала.
Флёр едва передвигала лапы в новеньких сапогах. От испытанного потрясения она стала будто ватной, и нам с Ареном приходилось буквально тащить её на себе, надеясь, что она вскоре придёт в себя. Лисица плакала молча: сил на голос у неё уже не осталось. Она волочилась между нами, как тряпка, потеряв всякую надежду…
Энзо сказал, что этот ошейник ему не снять. Алмазной пилой можно было меч из мифрила распилить, но почему она не справилась с ошейником — оставалось загадкой. Фарр остался с Энзо — подумать, как всё-таки это можно сделать, и что-то там изобрести. В любом случае Флёр предстояло ещё некоторое время провести в ошейнике.
— Я больше не могу… Не хочу больше… — рыдала она.
Я не знал, каким способом можно было поддержать её в этот момент. Арен пока не решался признаться ей в своей любви, а я был весьма озабочен собственными проблемами. Воды из фонтана я уже зачерпнул, и теперь колба булькала у меня в кармане. Пора было возвращаться назад и вызволить свою семью из тюрьмы. Но прежде надо было как-то успокоить лисицу. Решение вскоре предложила она сама:
— Мальчики… Давайте в какой-нибудь паб, мне надо выпить…
— Но…
— Я сказала выпить, Ренар, — она наконец твёрдо встала на ноги.
— Ну ладно, пошли, поищем…
Найти такое заведение в тайном городе оказалось нелёгким делом. Мы больше часа шастали по улицам, но нигде не видели ничего похожего. Наконец я заметил в толпе жуликоватого вида лиса в тёмном капюшоне и поинтересовался у него о наличии в этом городе питейных заведений. Придирчиво оглядев нашу компанию, он направил нас в самый центр города, где нам надо было найти угловое здание, а в нём — подвал. В этот подвал мы и спустились, обнаружив там довольно большой, но неестественно тихий паб. Почти все в нём присутствовавшие были одеты в плащи с надвинутыми на глаза капюшонами. Разговаривали в основном шёпотом, а в углу бренчал на чём-то старый лохматый пёс. Помимо этой пародии на оркестр, в пабе имелся небольшой бар, к которому тут же направилась Флёр. Нагловатые официантки поглядывали на неё с недоверием и завистью: на их фоне она выглядела ещё привлекательней. Громко стуча каблуками, лисица проследовала через весь паб и уверенно уселась на мягкий высокий стул. Мы последовали её примеру, хотя и не так вызывающе. Барменом оказался молодой толстый свин с длинным носом. Он подтянулся к нам и, пару раз хрюкнув, нагло и громко спросил:
— Чего-то надо?
— Большую бутылку самого крепкого, что у тебя есть, — не поднимая глаз, заказала Флёр.
— Я бутылки не выставляю. Правила…
Лисица подняла голову и глянула на него так, что он осёкся и невольно отступил на шаг.
— Слушай сюда, мясо, — холодно и зловеще произнесла лисица. — Не борзей, а просто сделай то, что я тебе скажу. Сегодня я умерла, и, если не хочешь, чтобы я показала тебе твоё место в пищевой цепи, поставь передо мной одну бутылку и один стакан.
Во всём мире у животных такое обращение не приветствуется. После того как мы обрели разум, был заключён договор о том, что хищники никогда не будут угрожать тем, кто служил им пищей. Сейчас для этого разводили неразумных свиней, и голода никто не испытывал.
— Лисонька, послушай меня… — бармен не успел договорить: Флёр сделала одно короткое движение — и у его горла появился раскрытый арбалет. Свин судорожно вздохнул.
— Не называй меня так, понял?
— Хорошо…
— Просто делай молча свою работу, — она убрала оружие, и бармен с удивительной для его туши стремительностью поставил перед ней три странных по форме кружки и большую бутылку с чем-то бурым.
Странно, но остальные посетители паба будто и не заметили этого. Все занимались своими делами, а пёс в углу ни на мгновение не прерывал унылое бренчание.