Куки: Заткнись, идиот. Я хотела спросить, передумал ли ты насчет своего предложения заняться Тем Самым.
Я даже не пытаюсь сдержать улыбку.
Я: Боже, читать это еще хуже, чем слышать. Пообещай, что когда я тебя трахну, ты перестанешь называть секс Тем Самым.
Куки: То есть ты не передумал?
Я: Куки, я бы тебе не предложил того, к чему не готов. Я человек дела.
Куки: Сказала она.
Я: Скажешь ты.
Куки: Чуть не забыла тебе сказать, что не пью противозачаточные, мне тогда нужно презервативы купить, да? Еще, наверное, мне нужно знать твой размер. У тебя есть швейная рулетка? Если нет, я могу прийти с ней и измерить тебя.
Я:..
Куки: Мак?
Я:..
Куки: Мак? Ты что, измеряешь себя?
Я:..
Я: Фрея, меня ни разу в жизни ни одна женщина не просила измерить мой член, и я не уверен, что чувствую по этому поводу.
Куки: Правда? То есть это странно? Я думала, что это ответственно с моей стороны.
Я: Во-первых, презервативы покупает мужчина. Это самое меньшее, что мы можем сделать. Во-вторых, если я не знаю свой размер, видимо, я какой-то неправильный мужчина. В-третьих, если ты хотя бы на километр подойдешь к моему члену с чем-то со словом «швейный» в названии, у меня больше никогда не встанет.
Куки: Ладно, не драматизируй.
Я: Когда дело касается моего члена, все серьезно. Это ясно?
Куки: Хорошо. Так когда мы это сделаем?
Я: Я заеду за тобой завтра в пять.
Куки: Завтра? Почемубы тебе не прийти сегодня вечером, чтобы наконец с этим покончить?
Я: Куки, я лишаю тебя девственности, потому что хочу, чтобы твой первый раз был особенным. Мне нужно время, чтобы подготовить все для грандиозного действа без участия швейных инструментов. Просто доверься мне, окей?
Куки: Хорошо… А что мне надеть? Платье, которое ты мне купил?
Я: Если его касался Сантино, сожги его к чертям. Просто… удиви меня.
Куки: Ладно… До завтра. Целую.
Я: Целую.
Глава 12
Фрея
«Насколько этот наряд подходит для потери девственности?», – размышляю я в спальне, рассматривая себя в зеркале во весь рост. Из многочисленных вариантов, купленных мной к сегодняшнему вечеру, винтажное платье-русалка из черного бархата зацепило меня сильнее прочих.
Длиной платье до середины икры, как я люблю, но оно обтягивающее, так что я надеюсь, что Мак одобрит мой выбор. Технически он все еще мой тренер по отношениям, поэтому я хотела бы угодить ему. Кроме того, великолепные перекрещенные на груди бретельки определенно подчеркивают мое главное достоинство.
Снимать перед кем-то свое утягивающее белье – это унижение, которого я хотела бы избежать, поэтому в честь сегодняшнего события потратилась на черные кружевные трусы. Завершают этот шикарный образ черные туфли Мэри Джейн и мои пышные рыжие кудри, лежащие на одном плече. Я чувствую себя привлекательной и готовой отдать свою девичью метку моему хорошему другу Маку.
Хотела бы я знать, что меня сегодня ждет.
Одна часть меня хочет, чтобы Мак пришел и взял меня прямо здесь и сейчас, чтобы наконец с этим покончить и я перестала так волноваться. Другая думает, что было бы весело притвориться, словно я иду на настоящее свидание с мужчиной, которому я нравлюсь больше, чем просто подруга.
Ну вот, снова эти фантазии из «Хартленда». Мак не канадский ковбой, а я после этого не поеду к алтарю навстречу ему верхом на пони. Его предложение – просто самый легкий способ достичь моей цели, ничего больше.
От стука в дверь Геркулес молнией мчится прятаться в спальню, а у меня внутри начинает копошиться целый выводок дерущихся друг с другом котят. Не обращая внимания на клубок нервов в животе, я крашу губы матовой красной помадой и захватываю свою зеленую сумочку со стола. Когда я открываю дверь, мое сердце пропускает удар, потому что на пороге стоит не просто Мак в его привычной повседневной одежде.
Мой друг выглядит невероятно сексуально. Он одет в выглаженные черные брюки и белую рубашку с закатанными рукавами, подчеркивающими его татуировки. Изысканно, но с перчинкой – головокружительное сочетание. Он даже подстригся: его волосы сохранили длину и обрели форму. Наконец, я смотрю ему в глаза и с удивлением осознаю, что он не смотрит мне в лицо. Он изучает мое тело.
Его потемневший взгляд, исследующий каждый миллиметр моих форм, нельзя назвать никак иначе, кроме как развратным.