Огородов глядит им вслед, завидует, и от горячего желания бежать вместе с ними ему самому становится бодрей: скоро смена, а затем пустая и тихая казарма, хранящая после ночи душное истомное тепло, от которого щиплет веки и ласково слепнут глаза. Когда над заливом исчахнет туман, с воды потянет ветерком, солдаты принуждены будут коченеть у орудий, быстро продрогнут, а он, Семен Огородов, перед тем как завалиться на нары, поглядит на своих товарищей из окошка, переживая блаженное одиночество и близкий доступный ему сон. Он наперед знает, что станет оттягивать радость сна, и, может, возьмется даже штопать свое белье, но счастье его от того не уменьшится, потому как он волен, спать ему идти или погодить…
У барака зазвенели котелками и ведрами — с полковой кухни принесли завтрак.
На позиции второго расчета, за кустами шиповника, появились люди, и были слышны их голоса. Огородов прошел дальше своего поворота, чтобы как-то развлечься, и в этот момент его окликнули: на другом конце дорожки стоял фельдфебель Золотов, тугощекий и розовый щеголь, ловкий в движениях, особенно когда стукает каблуками и прикидывает руку к козырьку сдвинутой на бровь фуражки.
— Огородов. С поста — марш!
Солдат вертко берет фронт, вскидывает винтовку на плечо и высоко заносит ногу для строевого шага, но Золотов вдруг не по-уставному торопит:
— Быстро давай. Чего еще… Это ты, Огородов, ставил зажимные болты на орудиях нашего дивизиона?
Огородов, обрадованный концом смены, не понимает фельдфебеля, смотрит на него немного сверху своими большими изумленными глазами.
— Что буркалы-то выпучил? — кричит Золотов, но солдат и в самом деле туго соображает от бессонницы.
— Кто у вас, дьявол, выдумал эти болты?
— На той неделе которые?
— На той, на той, черт вас разберет.
— Да вроде бы я. Так и есть, господин фельдфебель, мое дело.
— Вот иди сейчас. Сам полковник приехали. Черти не нашего бога. Шкуру-то спустят, соколик. Иди давай.
При слове «полковник» у Огородова что-то отнялось на нутре, он весь ослаб и, держа винтовку у ноги, не сразу взял размашистый шаг фельдфебеля, бессмысленно повторяя навязавшееся слово: «Болты, болты, болты…» Сырые и оттого тяжелые полы шинели надоедливо мешали коленям.
Фельдфебель по каменистой тропке меж кустов шиповника привел его на позицию второго расчета. В усыпанном песком и твердо утоптанном ровике возле орудия ударил шаг на всю подошву, а доложив, развернулся направо назад, и солдат Огородов, стоявший за ним, оказался с глазу на глаз перед свитой офицеров. И полковник, и чины помельче — все слились для солдата Огородова в одно враждебное лицо. Все стояли навытяжку, только один полковник по-домашнему спокойно разбирал кончиками пальцев завесившие его рот седые усы. С него Огородов уже не сводил больше глаз.
Офицеры в нарядных, из тонкого и плотного сукна, шинелях, в погонах, шитых золотом, сапогах на высоком подборе, сами чисто выбриты, но солдат ничего этого не видел — только остро чувствовал, что он, в своей жесткой грязной шинели и разношенных сапогах, с немытой и за ночь натертой воротником шеей, — весь пережеван другой жизнью и, неуклюже громоздкий, в чем-то виноват перед всеми. Надо было хоть наскоро поправить на себе фуражку, ремень, подвинуть от пряжки тяжелый подсумок, но было уже поздно — так и обмер в стойке, давясь нахватанным на бегу воздухом.
Худощавый полковник добродушным взглядом, по-стариковски острым, окинул солдата, крякнул и, откинув легкую полу шинели, подбитую красным шелком, одними пальчиками достал из кармана туго натянутых брюк платок. Опять сухо крякнул в него, потыкал в завесь усов.
— Солдат, э-э…
— Огородов, ваше высокоблагородие, — подсказал фельдфебель Золотов, каменея на своем месте.
— Кто тебе, солдат Огородов, велел ставить дополнительные болты? Э-э…
— Командир батареи сперва не соглашались, но когда увидели в деле…
— Это потом, — прервал его полковник и растряхнул на пальцах обеих рук свой платок, кашлянул в него. — Ты ответь мне. Чье начало? Начало?
— Между собою мы, ваше высокоблагородие. Мы так рассудили. Стреляем по открытым целям, угол меняется мало. И после пристрелки грубая наводка годна к малому… А при стрельбе время дорого.
— А чертежи кто исполнял? Расчеты? Э-э.