Внутри у нее все сжалось. «Вот и провела мирный вечерок с уютными посиделками перед головидом», – подумала Мила с тоской.
– Войти можно? – Дэн нахмурил рыжие брови.
Мила посторонилась.
– Зачем пришел? – спросила она.
– Взять кое-что,– Дэн протопал в грязной обуви по недавно вымытому полу. На Милу нахлынуло раздражение. Где он столько грязи нашел?
Выскочил маленький робот-уборщик и нервно засуетился, наводя порядок. Устаревший механизм не справлялся. Мила давно собиралась его заменить, но все как-то руки не доходили. Она бы никогда не созналась в том, что привязана к механическому малышу, который сновал по дому в ее бытность девочкой. Иной раз она с ним даже разговаривала, как в детстве, ведь он был свидетелем стольких событий и знал дорогих ее сердцу людей.
Мила закусила губу, сдержав порыв высказать все, что думает по поводу ущерба, наносимого ее порядку. Эту битву она проиграла давно: Дэн так и продолжал, несмотря на ее многочисленные увещевания, ходить по дому в уличной обуви. Мила сделала долгий выдох сквозь сложенные трубочкой губы, словно выпуская пар. Дэн оглянулся.
– Ах, да. Извини. – Он вернулся к входной двери и снял обувь.
– Очень своевременно, – пробурчала Мила, и ушла на кухню, прихватив пакет с выпечкой.
Экс-муж долго рылся в гостиной, наверняка разыскивая что-то архиважное, без чего просто не мог заснуть сегодня ночью. Устав прислушиваться и удержав себя от попытки подсмотреть, Мила заварила зеленый чай с жасмином и подогрела выпечку. Через некоторое время появился Дэн.
– Пришел на запах, – сказал он и улыбнулся немного виновато.
Мила поставила еще одну чашку и налила чай. Мельком она взглянула на коротко стриженные рыжие волосы бывшего мужа. Он оставался предан стилю прошлого десятилетия; единственное, что иногда менялось в его прическе – форма баков. Трехдневная щетина, поджатые губы, нагловатый прищур зеленых глаз – все как у его любимого исполнителя астроника Джима Кэйна. «Ну, хоть чему-то он верен», – мысленно усмехнулась она.
Дэн присел за стол; он долго помешивал чай, ожидая, когда напиток остынет, исподлобья поглядывая на бывшую жену.
– Слыхала, последнего «размороженного» вылечили, – спросил он.
Мила промолчала.
– Это значит, что планета наконец скинула с себя эту дурацкую обязанность. А это очень даже неплохо. Выходит, теперь не мы будем работать на отморозков, а они на нас. Ты ведь в курсе, какие суммы тратились на холодильники?
Мила прикинулась безучастной. Ей были не по душе разговоры о политике с экономикой, даже не столько из-за невежественности ее в подобных вопросах, а потому что Дэн всякий раз неуемно распалялся, когда начинал рассуждать об этом. Он всегда был чем-то недоволен, возмущен, искал виноватых. Разве эти несчастные люди, что пролежали больше столетия в ледяных камерах, что-то ему должны?
– Мила, тебе как… не одиноко? – осторожно спросил Дэн. – Может, забудем, а?
– Что забудем?
– Ну… нашу размолвку…
– Так ее, значит, звали Размолвка?! – неожиданно для себя взорвалась она. – Дэн! Нет, мы уже, кажется, все обсудили и решили. Все твои Размолвки, Недоразумения, Случайности и Сверхурочные меня больше не касаются.
– Мила, да выслушай же! Я уже сто раз говорил, что все это было несерьезно… И в сто первый раз повторяю, что я не собирался уходить от тебя и…
– Все, хватит!
– Мила, – взмолился он, – но ты по-прежнему для меня много значишь.
– Правда?! А вот для меня ты уже история!
Его лицо внезапно побагровело, стало почти одного оттенка с ярко-рыжими волосами. Дэн вскочил, опрокинув чай, и понесся к выходу, яростно ругаясь. Было время, когда Милу пугали вспышки его гнева, и тогда ей хотелось спрятаться где-нибудь в доме и не попадаться мужу на глаза. Но всему в этом мире однажды приходит конец, как хорошему, так и плохому. Она многое готова была терпеть и прощать, однако бесконечные измены и постоянная ложь в этот список не входили.
Дэн, хлопнув дверью, выскочил в ночь, в моросящий дождь прямо в носках, затем, чертыхаясь, вернулся, схватил кроссовки и снова хлопнул дверью, крикнув напоследок:
– Ну и сиди одна до конца дней, жри сдобу, пока не превратишься в жирную свинью!
Еще три месяца назад она бы разрыдалась, но та прошлая Мила все более и более растворялась в нынешней.
– Отлично, – процедила она сквозь зубы, вытирая чайную лужу и отгоняя механического малыша, от которого было мало толку. – Только почувствуешь себя счастливой, как непременно явится тот, кто сделает все, чтобы твоя жизнь не казалась раем.