На следующее утро Ангелина проснулась очень рано: часы на тумбочке показывали только начало шестого. На стуле уютно мурлыкал Злыдень.
- Киска, - Гелька запустила руку в тёплую кошачью шерсть. Кот вздрогнул, но замурлыкал сильнее. - Киска...
Она схватилась за край кровати и с трудом села в постели. Тапочек рядом с кроватью нащупать не удалось, а заглядывать под кровать было выше её сил. Прошлёпав босыми ногами до двери, Ангелина схватилась за косяк, чтобы передохнуть. Затем, пошатываясь, добралась до зеркала в ванной. Конечно, зеркало было и в прихожей, и на дверце шкафа в её же комнате, но она привыкла сверять своё самочувствие с внешним видом именно у этого зеркала.
Она уже была уверена, что загадочно, необъяснимо изменилась. Её кошмары в бреду намертво связали чердак и "нечто", там обитающее, с неведомой магией, превратившей обычные вещи и даже её близких в непонятные электрические явления. Гельке было тревожно и любопытно: высветившиеся ей скрытые свойства обычных предметов, добавляли цельности той картине мира, которую позволяли воспринимать обычные пять человеческих чувств. Оперевшись на раковину умывальника и тяжело дыша, она решилась, наконец, поднять глаза к зеркалу. Дыхание у неё перехватило. Это была она и... не она: её лицо, странно белое и похудевшее, волосы, ставшие ярче и как будто искрящиеся, но самое главное - глаза: странно пристальный горящий взгляд, который тяжело было выдержать даже ей самой, но от которого невозможно было оторваться.
Чтобы унять нервную дрожь, Гелька иронично хмыкнула: "Воспламеняющая взглядом", и поплелась к себе в комнату досыпать, бормоча по дороге:
- Спасибо, что глаза не светятся... возьму и пойду завтра в школу...
Словно попытка жить, как ни в чём не бывало, давала ей перевес над невидимым врагом, решившим её уморить.
Никуда, конечно, на следующий день она не пошла, тем более, что настало воскресенье. Но смогла выйти к завтраку, чем очень порадовала родителей. Правда, маме, забросившей работу из-за её болезни, нужно было обязательно отлучиться - её ждала постоянная клиентка, с которой Нина Михайловна договорилась ещё накануне, рассчитывая на папу и его выходной. Аркадию Петровичу же до смерти хотелось вырваться в свою лабораторию, где почти без его участия уже вторую неделю крутился интереснейший, по его словам, физический эксперимент. Поэтому родители, удовлетворённые состоянием "больной", взяли с её брата страшную клятву ни на минуту не отлучаться из дома, быть бдительным, не спускать с "пациентки" глаз, и снабдили целой кучей телефонных номеров, по которым нужно было звонить "в случае чего". Теперь основательно "нагруженный" Гоша досыпал в своей комнате (воскресенье - святое дело), а папа с мамой пили чай, то и дело поглядывая на часы.
Ты голодная? - с надеждой спросила мама.
Ангелина понимала, что ответить отрицательно, значит расстроить родителей и нарушить их планы. Все начнут бегать, суетиться, щупать тебе лоб. Когда ты без сознания, то вытерпеть это не сложно, но, когда на ногах и мечтаешь "вернуться в строй" - просто не выносимо. Поэтому она кивнула головой.
- Хочешь, я тебе манной каши сварю? - радостно спросила мама, глянув на часы.
- Нет-нет, что вы тут едите? Ты же знаешь, после болезни не очень хочется есть. Ты иди, мам, мы тут сами справимся.
- Да? - мама обеспокоенно посмотрела на Гелю, на мужа, на часы. - Ну, тогда я побежала.
Она чмокнула дочку в макушку, хотела что-то сказать, но передумала и, выбегая из кухни, крикнула:
- Кота я кормила!
- Пап, - вспомнила Геля, - а как наш Злыдень? Он не болел?
Папа задумчиво оторвался от журнала.
- Злыдень? Нет-нет... так, мяукает иногда.
Мяукает? Девочка озадаченно мазала маслом хлеб. Но уточнять ничего не стала. Если сейчас опять оторвать папу от научной статьи и спросить, почему он сказал, что их кот мяукает, он будет только растерянно хлопать глазами, не понимая, зачем от него требуют подтвердить, что коты мяукают, собаки гавкают, а небо - голубеет. Решив на счёт кота расспросить позже брата, Ангелина принялась за бутерброд, разглядывая улицу за окном. Стоял чудесный тихий воскресный день. Солнце золотило, и без того уже золотые, жёлтые и багряные листья, так, что слепило глаза. Прохожих не было, и окно выглядело рамой для осеннего пейзажа. От этой картины веяло покоем и умиротворением. Даже сам воздух, прозрачный и прохладный в это время года, казался сонным этим утром, скованным солнечными лучами.
- Как давно я не была на улице... - пробормотала Гелька, мечтая о прогулках с подругами.