— А выглядишь, как…
Гелька выхватила у брата журнал и треснула его им по голове. Гоша дурашливо отмахнулся.
— Послушай, а что с тобой всё-таки было? — заговорщицки наклонился он к ней через стол. Гелька пожала плечами.
— Откуда я знаю? Я же не помню ничего.
Она оценивающе посмотрела на брата. Рассказать Гоше? Нет, потом. Сейчас и без того полно хлопот.
— Ну, всё-таки, — допытывался Гоша, — что у тебя болело?
— Не помню.
— Видок у тебя был тот ещё, — брат покачал головой, потирая шею, — как в фильмах ужасов.
Видимо, на лице у Ангелины промелькнуло что-то, потому что он тут же схватил её за руку и с жаром кинулся утешать.
— Ну, не так, чтоб очень! Представь: ты в горячке, доктора — ноль. Сама понимаешь — сумасшедший дом! — радостно закончил он. Потом посерьёзнел, смущённо и ласково потрепал её по плечу, взял за руку и сосредоточенно уставился в потолок.
— Так, пульс нормальный. Живы будем — не помрём!
— Да ну тебя! — Гелька выдернула свою руку и ушла в комнату готовиться к школе.
На следующий день пойти в школу опять не получилось. Пришлось идти в поликлинику — показываться доктору.
Только на улице Ангелина поняла, как долго лежала. В ногах была странная неустойчивость — ей приходилось то и дело хвататься за папу.
После воздуха в помещении, свежий ветерок казался безжалостным шалуном, норовящим запутаться в ногах, толкнуть в бок, силой влиться в горло, пройтись морозом по коже и спутать мысли.
Пока она отлёживалась, прохожие успели сменить майки на плащи и куртки, а природа — зелень на золотистое одеяние.
Унылые очереди в коридорах поликлиники способны были вогнать в тоску и здорового человека. Чтобы развлечься, Ангелина разглядывала посетителей, а именно — их внутреннее сияние. Девочка заметила, что если внимательно вглядываться в человека, то световая картина становится отчётливее: неясное свечение разбивается на отдельные цветные лучики и очаги, а стоит отвлечься или тряхнуть головой — всё видение исчезает. Ещё, она обнаружила, что свечение, хотя и разное у разных людей, но похожее у людей, сидящих в очереди в один и тот же кабинет. Например, в очереди к ЛОРу, кабинет которого находился неподалёку, у всех больных наблюдалась красная игла, направленная из груди вверх к голове, которая заканчивалась у многих размытым бордовым
очагом. А у медиков, торопливо проходящих по коридору, помимо прочего,
высвечивалась синеватая каёмочка служебного порядка.
— Что ж, если завалю экзамены, пойду в экстрасенсы. — С сарказмом пообещала себе Ангелина.
Пожилой врач — Лев Иванович, к которому её водили ещё с пелёнок, с любопытством (насколько позволяла ожидающая его в перспективе очередь из пациентов) и некоторой растерянностью, осмотрел её и заявил:
— Ну-у, я никаких отклонений от нормы не нахожу. Так, я вам выпишу рецептик, попьёте укрепляющие витамины… хорошо бы закаливание, прогулки на свежем воздухе…
— Да-да, мы бы ещё хотели получить справку для школы. — Вмешался папа.
— Ну, конечно, конечно… секундочку… — доктор поднял телефонную трубку, — Борис Витальевич, вы не зайдёте ко мне на минуточку?
Появился врач, с которым Лев Ваныч стал шептаться о чём-то, показывая свои
бумажки, Причём, этот новоприбывший всё время сверлил Гельку пристальным взглядом. Потом он прошёл к столу, бросив Льву Ивановичу: "Ну, напишите"…неизвестной
этиологии", опёрся на стол, нависнув над ним, и спросил с расстановкой:
— Вас что-нибудь беспокоит?
— Не-ет, — протянула Гелька, с опаской глядя ему в глаза.
— Вы уверены?
Она лишь кивнула.
— Хорошо.
Борис Витальевич отвернулся от стола.
— Лев Иванович, собираетесь назначить повторное обследование через полмесяца, кажется? Пригласите меня.
И он не оглядываясь, и не прощаясь, вышел.
Фу… Ангелина с облегчением выдохнула и подумала: "Ну, и тип! Можно подумать, он её в чём-то подозревает — в краже государственных секретов, не иначе! Обследование через две недели — как же! Она скорее ногу сломает.
— Мой коллега настаивал на госпитализации и полном обследовании, но я не вижу необходимости.
Папа, до сих пор смирно сидевший на стуле, обеспокоенно задвигался:
— Что-то не в порядке?
— Нет-нет, вот я вам выписываю справочку, придёте ко мне на приём недельки через две. Ну, конечно, — тут он взглянул на Гельку, — в случае каких-нибудь жалоб — добро пожаловать! Но лучше не болейте.
— Мозговая дисфункция, вызванная заболеванием неизвестной этиологии! — с чувством прочитала Ангелина, шествуя по больничному коридору. — Отпад!
Дома мама лишь поджала губы, прочитав диагноз, который значился в справке. Брат, конечно, поупражнялся в остроумии, окрестив её "заразой неизвестной этиологии с мозговой дисфункцией, сдвинутой по фазе".
— Как это меня в больницу не упрятали с таким диагнозом? — спросила Гелька, задумчиво поглаживая кота, когда брат получил своё.
— Да ты что! Тут такое было! Родители быстро скумекали, что врачи в твоей болячке ни бум-бум. Мама папу за грудки, говорит: "неизвестно какие болезни" они "неизвестно как" лечат! К тому же, никто не был уверен, не опасно ли тебя
перевозить. Тебе крупно повезло, что ты в их истериках участия не принимала,
только лежала и страдала.
Девочка поёжилась, но мысли её уже приняли другое направление:
— Завтра я в школе настрадаюсь!
Дома, как будто, было всё, как прежде, и всё не так. Мама была на нервах: ей не нравился диагноз, не нравилась Гелькина бледность и блеск глаз, не нравилась эта странная болезнь, которая неизвестно от чего началась и неизвестно, чем аукнется.
А, если мама на нервах, то и всё не в порядке. Гелька уже сейчас беспокоилась, удастся ли ей отвертеться от грядущего обследования, учитывая мамины настроения.
***
В школу на следующий день Ангелина шла с бьющимся сердцем. В классе её, конечно, сразу обступили подруги, но кое-кто из одноклассников вообще не заметил её появления; некоторые приветствовали чем-то вроде "давно мы тебя не видели".
В целом, те же лица, та же атмосфера зубрёжки, разгильдяйства, когда учитель не может организовать класс, или паники, когда он водит пальцем по списку, выбирая себе жертву, мигом настроили её на нужный лад. Только то, что спрашивали её теперь чаще, а знала она меньше, напоминало о пропущенных днях.
Даже её новоприобретённые свойства как-то стушевались и ничуть ей не докучали.
Гелька сходу получила приглашение на день рождения от Ларисы. Та, хотя сидела с Нюсей, но благосклонно принимала знаки внимания от Тимофеева, сидящего сразу перед ней, в виде записочек, щедро выставленных для списывания тетрадей и обожающих взглядов, когда ему удавалось повернуться спиной к доске. На географии, например, он умудрился провести в такой позе большую часть урока, ничуть не реагируя на просьбы географички сесть к ней лицом, к "лесу" задом; впрочем, на географичку никто никогда не реагировал.
Всю неделю Ангелина возвращалась домой измотанная до предела. Учителя, объясняя урок, взяли манеру обращаться только к ней, что сильно напрягало и не давало возможности отвлечься на подругу.
Чтобы догнать класс по физике, химии и алгебре, ей пришлось взять за горло брата.
Тот отбивался, как мог, причитая, что у него своих заданий хватает, но,
притиснутый мамой, сдался и теперь по вечерам нудил не хуже географички,
втолковывая в их пустые головы (иногда к ним присоединялась и Янка) "общеизвестные истины". Можно было попросить и папу, но он объяснял школьную программу в терминах высшей математики и квантовой физики, так что после его объяснений всё равно приходилось обращаться к брату, имея при этом квадратную голову и сознание собственной бесконечной тупости.
Гоша, недаром учился уже на втором курсе Политеха, объяснял хорошо, как для кретинок — на пальцах:
"Переворачиваем конус вверх ногами, — говорил он, — и что мы видим снизу? Ну? Нет, не окружность, тупицы. Правильно, круг. А чему у нас равна площадь круга?" И тогда обе они наглядно видели, что от них требуется в этом задании.