Гелька беззаботно вышла за дверь и сразу поплатилась: в коридорах было полно возвращающихся с занятий аспирантов. Многие из них здоровались с Егором, некоторые хотели поговорить, а одна отвратительно симпатичная вьетнамка схватила её под руку и явственно заигрывала. Ангелина одарила её неприязненным взглядом: Егор весь, до самых потрохов, казался ей уже личной собственностью. Какой-то долговязый очкарик перехватил её у вьетнамки, но та лишь интересовалась Егоровыми делами и ближайшими планами (с намёком на свидание), а этот, с радостным предвкушением потирая руки, заговорщически спросил:
— Ну, что? Когда?
— М-м, — Гелька понятия не имела, о чём могла идти речь.
— Сегодня?
— Не знаю, — осторожно ответила Ангелина, нервно теребя край ветровки.
— Забыл! — проницательно воскликнул очкарик и шлёпнул себя по коленке. — Как ты мог! Только не говори, что вместо этого ты свою красавицу в кино потащишь!
— Какую красавицу? — ревниво выпалила Ангелина.
— Да, ладно!.. Ну, смотри! Сегодня в семь! Никакие отговорки не принимаются!
Он погрозил ей пальцем, пожал руку и убежал, на ходу оборачиваясь:
— Мы их разобьём, вот увидишь!
Только Ангелина успела перевести дух, как сзади донёсся окрик:
— Егор, эй, подожди!
Какой-то здоровенный парень, запыхавшись, нагонял её.
Гелька мысленно простонала, а незнакомец протянул ей руку.
— Привет! Говорят, ты последний, кто брал в библиотеке Рассела? Позарез надо, хоть до вечера! Всё равно ты куда-то уходишь…
Медленно, будто приближаясь к гильотине, Ангелина двинулась обратно к Егоровой комнате. Если дверь заперта, а она постучит, и вдруг откроет Егор… Что ж, не избежать рассказа о братьях-близнецах. Но время! Егор, наверное, думает, что она уже едет в троллейбусе!
Замешкавшись на пороге, она толкнула дверь. Закрыто. Бестолково шаря по карманам, Ангелина тянула время. Парень терпеливо сопел у неё над ухом.
— Ключ забыл? — тревожно спросил он.
— Да! — радостно воскликнула Гелька. Теперь она скажет, что соседа нет дома, и сможет уйти! Но дверь неожиданно распахнулась. Ангелина испуганно закрыла глаза, как будто ей предстояло увидеть нечто ужасное, но парень подтолкнул её ко входу.
— Ты что, спишь? Заходи. Говорю, позарез надо!
Пришлось приоткрыть один глаз и шагнуть через порог. Вид куховарящего Надира чрезвычайно её воодушевил. Оставив гостя топтаться у входа, Ангелина проскользнула в комнату. Егор изумлённо дёрнулся, когда она, схватив его за плечи, зашептала на ухо:
— Какой-то тип попросил одолжить ему какого-то Рассела — заставил вернуться. Давай скорее, а то он и войти может!
— Рассела? — Егор лихорадочно тёр лоб, когда за дверью послышались тяжёлые шаги. Гелька испуганно пискнула, прикрыв ладонью рот. Егор застыл с рукой, протянутой к полке, не отрывая от двери глаз.
— Ну, всё, я пошла, — прошептала Гелька, открывая форточку и закручиваясь…
— Лучше бы меня научили становиться невидимой! — раздражённо думала Ангелина, выискивая не заметные пути над улицами. В конце концов, наплевав на секретность, она рванула к больнице по прямой. Но прямой путь оказался, как это часто бывает, не самым коротким: она не точно выбрала направление и кружила потом в районе незнакомых улиц. Зато в дождливых сумерках больничного парка ей не трудно было обратиться опять в Егора, не выискивая потайного места.
Ангелина бегом ворвалась в холл поликлиники, пытаясь сообразить, где её могут ожидать, и, заворачивая к лестнице, налетела на родного брата.
— Гоша! — обрадовалась она.
— Егор Сафарович! — воскликнул тот, напомнив Гельке, как она выглядит. — Хорошо, что я вас встретил. Там мать уже в прединфарктном состоянии: не может ни от кого добиться ответа, почему её не пускают к дочери! Её зачем-то попросили принести одежду…
"Бедная мама", — у Ангелины болезненно сжалось сердце.
— Успокой её, — она торопливо хлопнула брата по плечу и уже на бегу добавила. — С Гелькой всё в порядке. Я точно знаю!
— Меня Борис Витальевич ждёт, — сообщила она в окошечко знакомой по своему первому побегу грузной санитарке. Та вперила в Ангелину недоверчивый взгляд, но, по-видимому, убеждённая открытым лицом Егора в честности его намерений, пожевав губами, ответила:
— Борис Витальевич с главврачом разговаривает.
— Где это? — Гельку грызло нетерпение: казалось, весь свет ополчился против того, чтобы она добралась сегодня до цели. Больше всего ей сейчас хотелось найти в собственном обличьи маму, просто вернуться домой и забыть весь пережитый накануне кошмар. Но разве такое возможно?
Санитарка опять подозрительно уставилась на Гелю. Похоже, ответ на последний вопрос уже являлся военной больничной тайной, и ей оставалось только ждать, пока Борис Витальевич сам её найдёт. При мысли об этом у Ангелины трусливо ёкнуло в желудке. Предстоящей встречи она ой как боялась, хотя, не понятно почему, стремилась изо всех сил к ней.
"Может, всё-таки разыскать маму, чтобы она увидела меня и успокоилась?" Гелька сделала движение к лестнице, но тут услышала из окошечка голос санитарки: "О, вот он идёт". По коридору отделения торопливо шагал Полетаев. Даже издали было видно, что он крайне зол. Похоже, это поняла и толстуха, потому что при виде начальника она сползла со стула и, мелко колыхаясь, затрусила к нему с докладом.
— Меня никто не спрашивал? — послышался его раздражённый голос. Баба ткнула пальцем в сторону двери. Врач, подойдя, резко распахнул её. Окинув Гельку недоумённым взором, он спросил: "А где?..", глаза его сощурились, и он понимающе воскликнул: "Ах, вот что! Идёмте!" Полетаев повернулся и быстро зашагал по коридору. Гельке пришлось поспешить за ним.
Сзади донеслось лязганье задвижки — санитарка запирала дверь. Этот звук отозвался в душе Ангелины скрежетом тюремных запоров. Какая дурь заставила её добровольно снова явиться сюда, в это ненавистное место, откуда ей уже приходилось сбегать, где она пережила самые неприятные моменты своей жизни (тёмный лес — ни в счёт)? Надо было сопротивляться, отказываться, устроить истерику — и её бы оставили в покое! А теперь она покорно идёт по коридору за этим жутким и, по спине заметно, страшно разъярённым человеком.
Внезапно, за поворотом на какую-то безлюдную внутреннюю лестницу, Борис Витальевич круто развернувшись, схватил её за отвороты куртки и припёр к стене. От неожиданности у Гельки перехватило дыхание, она испуганно уставилась в его свирепое лицо, приблизившееся к самому её носу.
— Когда вы в таком виде, мне гораздо легче сказать всё, что я о вас думаю! — прошипел Борис, притискивая её к стене ещё сильнее. Ангелина испуганно пискнула.
— Я не зря считал вас малолетней соплячкой, не достойной управлять той великой силой, что вам досталась случайно. Но я надеялся, что к пятнадцати годам в вашей пустой голове забрезжит хоть отсвет разума. Я надеялся, что указания старших для вас что-то значат. Но вы сами себе указ! Куда вы помчались, позвольте узнать, уничтожив мимоходом больничное имущество: на дискотеку, к подружкам, к мамочке?! Вы осознаёте, что если бы не это, можно было объяснить ваше исчезновение переводом в другое отделение или больницу, что всё было бы гораздо проще для людей, которые вынуждены отвечать за вас? Или это вам "до фонаря"? — он яростно тряхнул её. — Что заставило вас громить попутно палату — ваша беспредельная наглость, а может, сознание собственной безнаказанности? Самое невинное из возможных объяснений — то, что вы бездарно не смогли управиться с перевоплощением при побеге!
Гельке уже нечем было дышать, в глазах прыгали разноцветные пятна. Она рванулась из рук взбесившегося Бориса Витальевича, отбиваясь от его хватки. Удар Егоровой руки оказался неожиданно сильным — врача отшвырнуло к перилам, и лестничный пролёт отозвался гулким эхом. Вместе со спасительным глотком воздуха к горлу Ангелины подступили слёзы — от испуга, неожиданности и обиды.