И в том был ещё один смысл. Такой нервной, не находящей себе места, пребывающей в раздрае, Лана была только перед днями очищения.
Утром она отправилась отдавать оплаченные Вероном счета своему портному, который с радостью принял заказ от своей самой богатой и потому любимой клиентки. Вернувшись, поднялась наверх, застыла посреди комнаты в обиде на саму себя и своё чрево, которое никак не желало работать так, как у всех.
— Госпожа? — в комнату шмыгнула Юллин, которую герцогиня приказала к себе позвать, как только пришла домой.
— Приготовь мне ванну, — отдала она приказ и пройдя наконец вглубь комнаты, сняла шляпку и кейп.
— Да, госпожа, — отозвалась девушка и ушла в ванную комнату.
Какое-то время Лана в раздражении слушала радостные напевы служанки и шум воды, наполняющей ванну.
В дверь постучали, герцогиня нахмурилась. Это была Эйва.
— Ваша светлость? — она присела, сделав шаг в комнату.
Лана кивнула:
— Юллин, оставь всё как есть и можешь идти. Дальше я сама.
— Помочь вам раздеться? — спросила служанка, выходя из ванной комнаты.
— О, небеса, иди уже, Юллин, кажется сапожник сделает это намного лучше, чем ты, — раздражалась герцогиня и совершенно спокойно наблюдала, как надувшаяся на её слова горничная вышла из комнаты. — Эйва, поможешь мне?
— Да, госпожа.
— Что там? — спросила герцогиня, зная, что служанка пришла не просто так.
— Послание, — и горничная показала Лане свёрнутый квадрат письма.
— От кого?
— От графа Барная, — ответила Эйва.
Герцогиня Шелран вздохнула.
Она как-то оказала некоторые неосторожные знаки внимания мальчишке, сыну графа, а потом внезапно за ней стал волочиться и папаша. Оба они были статными красавцами. Сын пылкий, неугомонный восемнадцатилетний романтик, а отец бравый горячий в прошлом военный, которому было чуть за сорок, с супругой бесцветной и утомлённой жизнью, которая понятное дело такого молодца не могла бы удовлетворить и в лучшие свои годы, чего уж говорить о сейчас.
— Эйва, я такая плохая? — спросила Лана, когда горничная сняла с неё верхнюю часть её наряда.
— Ваша светлость? — нахмурилась женщина. — С чего такие разговоры?
— О, Эйва, у меня снова не будет ребенка, — горестно ответила герцогиня. — Я никогда не рожу, да?
— Не переживайте, госпожа. Вы молоды, здоровы, всё будет хорошо.
— Меня это убивает, — качнула она головой, опираясь на женщину, когда вылезала из юбок. — Эти курицы, вступают в брак и рожают одного за другим, и это при том, что их супруги подходят к ним раз в год. Один раз и вот тебе ребёнок. А я… может это… Эйва…
И на глаза навернулись злые обидные слёзы.
— Ну, ваша светлость, всё будет, обязательно.
— Я так хочу урыть их, всех этих… но я так боюсь, Эйва, а вдруг они все будут думать, что это не его ребёнок? — и эта мысль так сильно тревожила её, хотя она и изменяла Верону, но в этом была очень осторожной, так подвести его она никогда бы себе не позволила, это было принципиально для неё. — Как думаешь, на кого он будет похож?
— Ваша милость, это знают только боги, — ответила горничная.
— Верон и Иан похожи на отца. А я похожа на их мать? Да?
— Нет, госпожа, кажется наоборот. Волосы и глаза у них в мать, а вот сама внешность у вашего супруга в отца, а у его брата в мать.
Лана тяжело вздохнула.
— Не накручивайте себя, госпожа, — Эйва прошла в ванную и отключила воду. — Добавить порошки?
— Да, чтобы голова не болела.
— Да, госпожа. И хотите скажу вам новость, которая надеюсь вас порадует?
Герцогиня прошла в ванную комнату и окончательно разделась.
— Скажи.
— Господин с утра разрешил мне сопроводить вас ко двору вместо Юллин.
— Правда?
— Да.
— Это прекрасная новость, — улыбнулась Лана и она была рада, потому что несмотря ни на что Эйва была невероятной в своём понимании, услужении и верности. Последнее было в ней самым главным и ценным.
— Что делать с письмом? — спросила горничная.
— Посланник ждёт? — уточнила герцогиня.
— Да, мальчик внизу.
— Отправь назад.
— Не прочитаете? — уточнила Эйва.
— Нет. Не прочитаю и не отвечу, — отозвалась Лана, погружаясь в тяжёлые мысли.
Уже к вечеру, Юллин передала герцогине ещё одно послание. И это Ланира не могла проигнорировать или вернуть без ответа.
С утра она была в храме, морщилась, потому что ненавидела запах плавящихся свечей. А в дни очищения особенно сильно реагировала на резкие звуки, которых здесь было очень много — даже самые тихие шаги в пустых залах и коридорах превращались в невыносимый гулкий топот.