Эйва не отводила взгляда и Рэндан с каждым её движением и всхлипом чувствовал себя всё безумнее и безумнее. Больше всего не хотелось кончить раньше неё, хотелось вместе, или пусть она, а он уже дойдёт за ней.
— Шельма, — хрипло рыкнул он, держа за талию свободной рукой, чувствуя, что она уже перестала себя контролировать, движения стали ещё более жёсткими, а он и сам был готов сдаться ей на милость. — Давай, ну же…
И Эйва сжалась, потом захлебнулась, втягивая воздух, а он почувствовал, как под его пальцами забилось её естество и отпустил себя. Придержал её коленом, она уткнулась ему в грудь, тяжело дыша. Он облизал пальцы, но не среагировал, как она сделал так же, дёргая снова в болото обжигающего возбуждения.
— Чтоб тебе, шельма! — притянул он её к себе. — Пожалей меня, Эйва!
Рэндан пьянел от неё. Поцеловал и было так мало того, что между ними произошло.
— Приходи сегодня в сенник, — прошептал он ей в губы. — Я буду ждать, Эйва.
— Рэндан, ты устаёшь, я же вижу за ужином…
И он как дурак стал счастливым, что видит, что смотрит всё-таки.
— Всю ночь буду ждать тебя, шельма, — прижал сильнее и она снова застонала и как же было сложно уйти от неё.
Почему-то казалось, что Эйва не придёт.
Он, как назло, заснул, когда вернулся после ужина, и его разбудила обнаглевшая Киля, старушка-пони умудрялась попадать в сенник, когда ей в голову взбредало поесть, а есть она хотела кажется всегда.
— И? — спросил разбуженный и раздосадованный своим сном Рэндан глядя на животное. Значит Эйва не придёт, а если приходила, а он проспал? И он тяжело вздохнул и, протянув руку, потрепал пони за уши.
— Я думала ты меня ждёшь, — спросила Эйва, стоя в дверях. — Но ты нашёл мне замену. Не буду мешать.
И конечно сделала эту попытку уйти, но была поймана.
— Нет, Эйва, нет, — и Рэндан выставил обиженную Килю вон, не выпуская горничную из рук, а потом прижимая к себе, изголодавшись по ней до одурения.
— Янра сказала, что ты в королевском театре работала, — спросил он, лёжа рядом и накручивая её локоны на пальцы.
— Работала, — ответила Эйва, не открывая глаз.
— И что делала? Играла?
— Шутишь? — рассмеялась она. — Играла… нет.
— Почему? — он глянул на неё. — Ты красивая.
— Я сцены боюсь, — Рэндан нахмурился, а Эйва хихикнула и открыла глаза. — Вообще это странно. На самом деле я в театре родилась.
— Родилась?
— Да, — она развернулась и легла на живот, опираясь на руки, чтобы видеть его. — И я там всё делала. Всё. Убирала, готовила, делала декорации, шила костюмы, помогала с образами актёров и актрис. Даже как-то пришлось быть суфлёром. Но сцена…
Она склонила голову, задумалась чему-то своему.
— Я даже, когда убирала на ней, то поворачивалась к залу спиной. Потому что, если видела зал, даже пустой, то в моей голове он заполнялся людьми и это меня ужасно пугало, — пожала плечами Эйва. — Мастер Одэйн всегда хвалил мою память, даже пытался побороть мою боязнь, потому что считал, что актрисой я буду неплохой, но увы…
— Стой, Одейн? — уточнил Рэндан. — Драматург?
— Да. Знаешь его пьесы?
— Конечно, — ответил он. Да все знали кто это — один из самых известных писателей в их королевстве. Его пьесы ставили как в Королевском театре, так и во всей стране, комедии порой играли даже в захудалых трактирах странствующие артисты.
— Видел? — спросила она.
— Читал, — ответил Рэндан.
— Читал? — она склонила голову набок.
— В театрах как-то не довелось побывать, — он пожал плечами.
— И как тебе?
— Ну… "Кукловод" хорош, а так… — он нахмурился, пытаясь вспомнить, что там ещё читал достойное.
— Подожди, Рэндан, "Кукловод"? — удивилась Эйва. — Трагедия Одеэйна "Кукловод"?
— Да, а что?
— Она тяжёлая, сложная…
— А я слишком туп, чтобы сообразить?
— Нет, нет, — она помотала головой и стукнула его. — Дуралей! Нет! Просто ты знаешь, что её никогда не ставили на сцене? Лайнан, ну Одэйн, считал, что она не для всех, а что до руководителя театра, графа Рийна, то он вообще сказал, что это слишком.
— По-моему, отличная пьеса, — хмыкнул он. — Как в жизни всё.
— В ней все были несчастны и умерли! — заметила Эйва.
— Я ж и говорю — как в жизни.
Она усмехнулась.
— Где ты её читал?
— У Бэлта были две книжки Одейна — одна с комедиями, а другая с трагедиями. И понятно, что парни на войне не хотели читать трагичное что-то, хватало вокруг — брали комедии. Оставалась вторая.