— Нет, командир, наверное, надо его пришить. Врет и не краснеет. — Женька вытащил ТТ, покачал на ладони. — В четверг во второй половине дня вот этот самый «Москвич» стоял у твоего дома, ты сидел за рулем, потом в машину села и твоя жена, ты включил зажигание, тронулся… Будешь продолжать утверждать, что не помнишь такого?
Крашенинников поднялся с пенька, молитвенно положил руки на грудь:
— Чего мне помнить? Я был в Зеленограде, поехал туда электричкой, а «Москвич» стоял в гараже. Если только Тихонина никуда на нем не моталась. Но она мне об этом не докладывала.
Так, подумал Олег, атака с ходу не получилась. Хуже всего то, что коммерсант, кажется, не врет. Если уж со страха все про Павла Базарова выложил, то что ему стоило сознаться и в том, что он женщину решил одурачить? Узнал случайно о ее беде и…
— Жена умеет водить машину? — спросил он Крашенинникова.
— Умеет. Но в «Москвич» еще не садилась.
— А кто, кроме тебя, мог сесть в «Москвич»?
— Ну, мало ли… Если бы Тихонина кого-то из наших попросила, то тогда кто угодно. Хотя у них у всех свои колеса.
— Командир, — неуверенно сказал Женька, — да он же лапшу нам вешает.
Олег потер подбородок. Возможно, Зырянов и прав. Но Крашенинников ведь не законченный дурак, он понимает, что любую его информацию нетрудно проверить. По той же деревне, к примеру. Вот сейчас сесть и рвануть туда. А что…
Макаров поднес к глазам часы, но стрелок не увидел, ночь наступала темная, безлунная, потому спросил:
— Женя, на твоих золотых сколько?
Тот включил в салоне машины свет:
— Сейчас посмотрим.
Топот ног, треск сухих веток.
Женька пулей вывернулся из «Москвича», рванул вслед за скрывшимся в зарослях молодого густого ельника Крашенинниковым.
Олег бежать не стал. Он лишь досадливо сморщился и сказал сам себе: «Дохлый номер». Ловить человека в ночном лесу бесполезно. Надо было не упускать его, но кто же мог подумать, что рыжий проявит такую прыть, даже машину бросит. Не соображает, дурак, что если надо будет, то теперь, зная место жительства, его в любую минуту разыскать можно.
Вернулся Зырянов, тяжело и недовольно сопя, опустился рядом, на соседний пень.
— Олег Иванович, он ведь немедленно своим рассвистит, что мы Пашей интересовались. Его перепрятать могут.
— А могут и похуже что-либо выдумать.
— И что делать будем?
Макаров встал, направился к «Москвичу»:
— Так спрашиваешь, будто действительно не знаешь, что делать. Деревню Топчино искать, что же еще. Посмотри, в бардачке машины дорожный атлас не лежит случайно?
— Лежит, командир.
— Раскрывай, бортинженером поработаешь.
Глава восьмая
Топчино спало, и если бы возле одного из десятка домов деревни не горел на столбе тусклый желтый фонарь, ее можно было вообще проехать и не заметить. Рубленые избы располагались по одну сторону от дороги, причем стояли на взгорье, спрятавшись от любопытных глаз за частоколом рябин и березок.
Дорога сюда шла неухоженная, видно было, что она давно не знала колес, и только возле самой деревни появились следы подводы. Шли они от приземистого длинного здания без окон (видно, тут когда-то была ферма) до фонаря и дальше терялись в темноте.
Макаров остановил машину, не доезжая до крайнего дома, заглушил мотор. Наступила такая тишина, что Женька даже поежился:
— Как в могиле, черт! Тут что, и собаки не водятся, что ли?
— Если так, то хорошо: не помешают.
Но Женька был недоволен:
— А как, интересно, дом Пилявиных найдем? Зеленый штакетник. Ни хрена ведь не разглядишь сейчас, где вообще штакетники стоят. И спросить не у кого.
— А если бы было у кого? Тут ведь, Женя, не Пилявин жил, а его тесть с тещей, у них, надо полагать, другая фамилия была… Да и не стоило бы все равно разговоры с местными заводить.
Видно, спросонья залаяла и тут же стихла собака. Обычно на ночное соло откликается целая свора друзей и подруг, но сейчас лишь вдалеке, в лесной чаще, ухнул филин.
— Что предлагаете, Олег Иванович?
— Положить в бардачок карту и взять оттуда же фонарик, если у него батарейки не сели. Машину оставим здесь, повзводно разбиваться не будем, пойдем вместе. Неужто тут все штакетники зеленые? Ну не может же такого быть!
Первый дом стоял не только без забора, но и без стекла в окне. Полоса снега лежала на голом столе. Было ясно, что жильцов в нем нет, по крайней мере, с осени.
— Закон подлости, Олег Иванович. То, что ищем, будет в самом конце.