Лис, безусловно, поверил в реальность угрозы, задышал шумно, глубоко.
Из темной машины вышел мужчина, на фоне ночного неба Женька рассмотрел лишь его силуэт. Но по силуэту что определишь?!
Мужчина шел тихо, мягко, держа растопыренные пальцы по сторонам, явно демонстрируя, что оружия при нем нет.
— Выйдешь? — спросил он, остановившись в метре от дверцы со стороны водителя.
Женька теперь не видел его, поскольку все еще не мог даже головы повернуть.
— Нет, мне и здесь хорошо. — Лис не выпускал пистолет. — С чем пожаловал?
— О бизнесе твоем потолковать хочу, может, в долю возьмешь. «Белым стрелком» зачислишь.
— И кто же это меня заложил, если не секрет?
— Секреты закончились, Лис. Никита сдался сам, Савва трепыхаться решил, сейчас в госпитале. Колятся ребята со страшной силой, и все грехи на тебя валят.
— Вы хотите, чтоб я оправдываться начал?
— Это у тебя вряд ли получится. Но и чужую вину на свои плечи зачем взваливать?
Лис опустил ствол пистолета:
— Ты что имеешь в виду?
— Сдается нам, «Белого стрелка» не ты придумал. Что на это скажешь?
Лисовский скривился:
— А тут и ум особо напрягать не надо было. Контора Бена собирает банк данных на тех, кто добывает большие деньги незаконными и даже преступными методами, информация эта лежит мертвым грузом, нам говорят, что она пригодится якобы для дальнейших разработок или для тех, кто захочет эту информацию купить. Но это то же самое, что сырье в полцены продавать. А экспроприация экспроприаторов — святое дело.
— Ты ведь их убивал, а не грабил, — поправил Лиса тот, кого звали Костей. — И хотел подставить при этом совсем невиновного человека.
— Я убивал только непослушных. Они, кстати, и заслуживали смерти.
— Тем, что не делились с тобой деньгами?
Лис сделал вид, что не услышал последней фразы, и продолжил говорить:
— Что же касается Зырянова… В итоге он ведь Тихонина не убил, и несовершенное преступление приписывать мне не стоит.
— Ты плохой юрист, — сказал Костя. — Но не будем об этом. Вернемся к главному вопросу: кто придумал идею создания «Белого стрелка»?
— Я.
— Ты готов отвечать за это?
— Перед кем? — Лис постарался, чтоб голос его звучал искренне. — Перед властями, которые сами разворовали все, что могли? Перед законом, на который плевали и сами законники? Перед вами? Лично перед Беном? А вы по закону поступаете? Брось, Костя, ни законов, ни Бога ныне нет, и мне, может, орден надо давать, что я, как санитар…
— Хватит трепаться, — негромко, но так отчетливо произнес Костя, что Лис тут же замолчал. — Болтать ты умеешь, это мы знаем.
— Это не болтовня, Костя. Да, я зарабатывал деньги, но я занимался черным благородным трудом, а он должен соответственно оплачиваться.
— Если ты такой благородный, то, может, скажешь, куда Зырянова вез?
Лис замешкался, не находя слов, и продолжил вновь Костя:
— Вот и все твое благородство. Хотя попробовать оправдаться у тебя будет возможность. Когда последнее слово предоставят. А сейчас пусть Зырянов пересаживается в мою машину… Ты что, действительно его на мушке держишь? Почему он молчит? Женя, ты в норме? Я товарищ твоего бывшего командира, Олега Ивановича Макарова.
— Да в норме он, — нехотя пояснил Лис. — Только я ему укольчик сделал… Через пару часов придет в себя. А меня что, в милицию доставить хочешь?
— Нет, к Бену, в контору.
— Ты что? — в голосе Лиса, может быть, впервые за все время разговора появились испуганные нотки. — Он же меня там просто «замочит», и все!
— Бен?
— При чем тут Бен!
— А кто? Кого и почему ты боишься?
Из темных «Жигулей» вылез еще один человек, пошел к машине Лиса, недовольно и громко спросил:
— И долго мы еще тут торчать будем? Ты, Костя, антимоний меньше разводи, сколько тебя учить. Устроил тут, понимаешь, дискуссионный политический клуб.
Человек этот безбоязненно прошел рядом с дверцей, за которой сидел, по-прежнему сжимая пистолет, Лисовский, обошел машину спереди, замедлил шаг у капота, глянув в лобовое стекло:
— Доигрался, иуда? Здорово же ты нас дурачил. Хорошо, хоть в панику не впадаешь. Есть, значит, шанс…
Он подошел к дверце, сказал:
— Не делай глупостей. Я сейчас открою машину и выведу из нее Зырянова, понял? А ты пока сиди, как сидел.
— Федор Сергеевич, — спросил его Костя, — о каком шансе вы говорите?