Доктор Сорока был их семейным врачом…
Потом она вспоминала этот разговор и думала: «А что, если он знал?»
А что, если он знал? Чувствовал?
«Нет! – кричал разум. – Это нелепая случайность! Он ничего не знал и ничего не чувствовал!»
Ей было легче думать, что смерть мужа была случайностью, которую невозможно было ни предугадать, ни предотвратить.
– Не уберегла!
Осуждение чудилось ей в глазах людей.
– Женьку не вернуть, – сказала Ирка, – а тебе жить! Посмотри, на кого ты похожа? Если бы он увидел тебя такой, испугался бы!
Глава 4
Гость у порога моего…
Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
…Звонок все звенел и звенел – нежные негромкие заливистые трели. Лапик звонко тявкал в прихожей, призывая хозяйку. Юлия тяжело поднялась, упираясь ладонями в стол, и, неверно ступая, пошла открывать. Наступила на подол длинного платья, взмахнула руками, удерживая равновесие. Сбросила туфли на высоких каблуках, сразу став ниже ростом. Не спрашивая, кто, повернула защелку замка и распахнула дверь. Стояла, всматриваясь в человека на пороге. Это был Алекс.
– Добрый вечер! У вас калитка открыта, я был у… друга, тут рядом и… вот! – Он протянул ей букет сиреневых астр, упакованных в кружева из фольги. – С днем рождения!
– Алекс? – Юлия попятилась, сделав неопределенный жест рукой, который он принял за приглашение и перешагнул порог. – Зачем вы… О господи! Откуда вы знаете, что у меня день рождения?
– Я помню, Евгений Антонович как-то сказал, что вы ужинаете в «Английском клубе». Соберутся друзья… Такая традиция у нас, сказал он, отмечать день рождения жены в «Английском клубе». Я запомнил день – десятое сентября. Я помню… – повторил он, и Юлия вспыхнула.
Она стояла в замешательстве, с поникшими плечами, глядя в пол… Ей хотелось завыть от горя. Да, была традиция, был Женька… Она просыпалась утром десятого сентября, а на постели лежали розы – темно-красные, всегда тридцать шесть. Они усыпали всю постель, три дюжины темно-красных роз на длинных крепких стеблях с острыми шипами. Их запах, сладкий и томный, немного удушливый, разливался по комнате. Она сгребала цветы в охапку, зарывалась в них лицом… Непременно колола палец о какой-нибудь особенно острый шип, вскрикивала…
Она помнит радость, какую испытывала, когда холодные и влажные цветы прикасались к ее лицу…
– Женька! – кричала она. – Я тебя поздравляю! У меня сегодня день рождения!
Сегодня с самого утра она выключила телефон, не желая никаких звонков, не желая принимать поздравления, не желая никого видеть…
Она стояла в прихожей, Лапик жался к ее ногам, с любопытством рассматривая гостя. Она протянула руку и взяла астры…
– Вы простудитесь, – пробормотал Алекс.
У Юлии мелькнула мысль вытолкать его прочь и захлопнуть дверь, но тогда она останется совсем одна… в свой день рождения… Миг был упущен. Не ответив, она повернулась и побрела в гостиную. Он осторожно закрыл дверь и пошел следом. Зачем-то подобрал по дороге сброшенные ею туфли.
– У вас были гости? – вырвалось у него при виде накрытого стола. Взгляд его задержался на осколках стекла на полу…
Юлия пожала плечами и не ответила. Она чувствовала, что разрыдается, если попытается что-то сказать или объяснить. Она с шумом втянула в себя воздух и задержала его, думая: «Только не разреветься!» Открыла сервант, достала высокую узкую хрустальную вазу, сняла фольгу с букета, опустила цветы в вазу. Замерла, тупо уставившись на них. Что-то еще нужно сделать… Что?
– Воды, – подсказал Алекс.
Она кивнула. Взяла со стола бутылку «Перье» и опрокинула над вазой. Вода, булькая, толчками устремилась из пузатой бутылки вниз. Юлия внимательно смотрела, как ее становится в бутылке все меньше и меньше.
– Спасибо большое, – наконец смогла выговорить она. – Прекрасные цветы, осенние. Как раз то, что нужно. Мне давно уже не дарили цветов. Садитесь, Алекс, на любое место и будьте как дома.
Она с удивлением прислушивалась к своим неприятно-покровительственным интонациям. В горле было сухо, и она поминутно сглатывала.
Мужчина чувствовал себя неловко. Он стоял у стола, все еще держа в руках ее туфли и не зная, что с ними делать. Наконец с негромким стуком поставил их на стол. Теперь они оба смотрели на изящные узконосые туфли на белой скатерти среди посуды и молчали.
– Я пойду, – вдруг сказал он.
Юлия решилась взглянуть ему в глаза, опасаясь увидеть там жалость. Только не быть жалкой, думала, только не это. Он помнит ее другой… Она задрала подбородок, попыталась улыбнуться.