В своих исследованиях Спок дошёл до этапа, где требовалось взломать код каждого отдельного языка. Процесс был трудоёмким — моделирование следовало проводить снова и снова, проверять и перепроверять. Затем все результаты необходимо было перевести, каталогизировать и рационально организовать.
Ухура смогла помочь Споку начать моделирование и загрузку данных, когда его график этого не позволял. Но это была лишь одна задача, в которой она действительно преуспела. Как ксенолингвист, пусть и неопытный, она знала почти каждый звук в каждом из известных языков и была знакома с языковыми темпами. Поскольку он смог экстраполировать сигнатуры для каждого конкретного тона или паузы, она помогала их идентифицировать и занималась утомительной задачей каталогизации.
Её помощь освободила ему время для калибровки симуляторов и проверки алгоритмов. Она также позволила ему свободно планировать второй этап своего проекта, который предполагал практическое применение его теории. Сочетание современных радиочастот с известными передачами в подпространстве и их расшифровка — если и когда он преуспеет в этом, он обратит своё внимание на изучение исторических передач.
Но второй этап ни в коем случае нельзя было назвать лёгким. За пределами лаборатории были тысячи подпространственных передач, в которых следовало разобраться, а также естественных подпространственных шумов от звёзд и самих планет.
Однажды, когда он прокомментировал естественное происхождение подпространственных звуков, Ухура рассмеялась и сказала:
— Наша работа была бы намного проще, если бы звёзды не сплетничали друг с другом.
Фраза показалась бессмысленной, и он чуть было не сказал ей об этом, однако она прервала его, прежде чем он успел открыть рот:
— Это шутка, лейтенант Спок. Шутя про дополнительное время, необходимое нам из-за «сплетен звёзд», я стараюсь уменьшить напряжение от нетерпения увидеть вашу теорию доказанной. Так я справляюсь с эмоциями, чтобы они не мешали моей производительности.
Затем она просияла улыбкой и произнесла на вулканском:
— Я просто делаю всё от меня зависящее, чтобы сгладить недостатки моего неоптимального человеческого разума... — и, прижав руку к груди, добавила на стандарте: — и сердца.
Эти слова лишили его дара речи; он был слишком смущён, чтобы как-то прокомментировать в ответ даже иррациональность сердца.
Она сказала, что человеческий разум недостаточно оптимален? Казалось бы, это должно было её оскорбить, но она улыбалась? Почему?
По правде говоря, Спок действительно думал, что человеческий разум недостаточно оптимален... по крайней мере, в некоторой степени. В самом деле, большинство людей не обладало той же способностью к быстрому расчёту в уме и не имело той же широты знаний, какую демонстрировали вулканцы, а потому было вынуждено специализироваться.
Он пришёл к выводу, что эта специализация как раз и была тем, что делало работу по обучению студентов-ксенолингвистов рутиной для большинства сотрудников научной сферы. После занятий со своим первым классом он понял: многие студенты считали технические аспекты выбранной карьеры скучными или слегка превышающими их возможности. Потребовалось немало времени, чтобы разложить то, что он считал фундаментальной наукой, на более простые положения, которые эти студенты смогли бы понять. И даже многие из добросовестных, кто отдавал себя работе целиком и с надлежащим усердием, часто не оправдывали надежд.
Свой первый семестр Спок провёл, работая почти каждый день с одним молодым человеком. Он видел, что усилия этого студента были вполне достаточны, но результаты... не так уж велики. В какой-то момент после часа занятий молодой человек застонал и сказал: «Стоп! Стоп! У меня мозг по швам трещит!» Тогда лейтенант стал возражать против нелогичности этого утверждения, но впоследствии пересмотрел своё мнение. Возможно, смысл фразы был верен. Давление на молодого человека не улучшало его понимание предмета. Похоже, метафора была точной и его мозг в самом деле был переполнен...
Однако, что более примечательно, этот студент оказался чрезвычайно талантливым ксенолингвистом и ксеноанатомом. Спок был удивлён, узнав, что молодой человек сыграл важную роль в расшифровке языка отдалённого доварпового разумного вида. Его бывший студент заметил закономерности в аудиозаписях представителей этого вида в ответ на известные явления на их родной планете и в Солнечной системе. По одним только этим закономерностям он смог собрать своего рода Розеттский камень*, который помог расшифровать остальную часть их языка. Более того, с помощью одних только аудиозаписей он создал действующую модель речевого аппарата этого вида, который при последующем скрытном посещении планеты оказался почти идентичен тому, что был обнаружен при более детальном медицинском сканировании.
Спок заметил: для того, чтобы компенсировать свои недостатки, люди доверяют то, что не могут выполнить сами или достаточно быстро, другим людям или технологиям. Он был поражён, осознав, что они часто рассчитывают на машины в том, что он всегда полагал базовыми математическими расчётами. Любой вулканец счёл бы это ленью. В определённый момент, однако, Спок понял, что по мере того, как математика становилась всё более сложной, люди с их технологическими помощниками могли приходить к выводам с той же скоростью или даже быстрее, чем вулканцы. Это заставило его задуматься: если результат тот же и получен быстрее, так ли уж неоптимальны человеческие способности?
Люди были другими, это правда.
Сначала он думал, что представители человеческой расы с его кафедры более рациональны и менее нелогичны, чем все прочие. Однако со временем он начал понимать, что это предположение неверно. В своей погоне за логикой они часто давали чрезмерную волю эмоциям. Некоторые из самых блестящих умов испытывали внезапные озарения, создавали масштабные гипотезы, основанные, как ему казалось, на диких спекуляциях, а затем бросались отстаивать свою позицию, часто критикуя логику любого, кто смел сомневаться в их теориях. В девяти случаях из десяти они могли потерпеть неудачу... и тогда они получили бы право вернуться и начать всё снова.
Это было очаровательно.
Комментарий к Глава 4: Недостаточно оптимальный ум * Розеттский камень — плита из гранодиорита, найденная в 1799 году в Египте возле небольшого города Розетта (теперь Рашид), недалеко от Александрии, с выбитыми на ней тремя идентичными по смыслу текстами: двумя на древнеегипетском языке, начертанными древнеегипетскими иероглифами и египетским демотическим письмом (сокращённая скоропись эпохи позднего Египта), и одной на древнегреческом. Древнегреческий был хорошо известен лингвистам, и сопоставление трёх текстов послужило отправной точкой для расшифровки египетских иероглифов.
========== Глава 5: Она такая живая ==========
Как-то раз, через месяц после того, как Ухура начала ему ассистировать, Спок беседовал с коллегой в холле и вдруг увидел, что она идёт по коридору вместе с незнакомой орионкой.
Вулканец отметил про себя, что кадет Ухура, похоже, функционировала в двух режимах: «рабочий» и «нерабочий». Пока она находилась в классе или ассистировала ему, она в высшей степени — прилежно и ориентированно «на задачу» — посвящала себя работе. Ухура была спокойна и профессиональна, почти как вулканка. Но стоило ей отойти от своей консоли, где она делала каталогизацию и переводы, в ней словно открывались шлюзы. Она улыбалась и смеялась — непринуждённо и легко. Он заметил, что при разговоре с сокурсниками Ухура часто шла на физический контакт: прикасалась к ним, обнималась. Сегодняшнее утро не стало исключением: она болтала с орионкой и на ходу то и дело беззаботно касалась руки девушки.