— Знаешь... честно говоря, я мало, о чем думала, кроме этой свадьбы... Чему ты улыбаешься? Думаешь, я мечтаю о медовом месяце? Это у других нормальный медовый месяц, но ведь мы... ты и я...
— Хм... А может, моему эго пошло бы на пользу находиться рядом с тобой, об этом ты не думала? Тебе не хочется принять участие в исправлении избалованного и эгоистичного потомка миллионеров?
Покажи мне ту женщину, идиот, которая рядом с тобой способна думать хоть о чем-то, кроме твоих глаз и рук! Да ни одна и слова такого мудреного не вспомнит — «эго»! Перевоспитывать его... Вот уж удовольствие!
— Родриго...
— Да?
— А сколько мы должны будем... ну...
— Сосуществовать?
— Я бы сказала, притворяться женатыми.
— Почему притворяться? Мы женаты совершенно законным образом. У меня все бумаги в порядке.
— Да ну тебя. Красивый отель. И очень красивое место.
Гвен вышла на балкон и встала рядом с Родриго, подставив лицо солнцу и закрыв уставшие за день глаза. Задумчиво протянула:
— Когда мы изучали все эти проспекты и путеводители, я сначала хотела поехать именно сюда, но меня отговорили.
Родриго подумал, что не надо быть гением, чтобы догадаться, кто это сделал. Хорошенькая и пустоголовенькая Лиззи, судя по ее виду, с детства привыкла получать то, чего она хочет, плюя при этом на остальных. Гвен наверняка привыкла всю жизнь находиться на втором месте, хотя, если бы спросили мнение Родриго Альба...
По мнению Родриго Альба, если какая женщина и заслуживала первого места буквально во всем, так это Гвендолен Мойра Ричвуд.
Гвен почувствовала дыхание Родриго на своей шее и замерла, словно испуганный птенец.
До нее донесся укоризненный шепот:
— Трусиха!
Она шарахнулась так резко, что даже глаз открыть не успела. Родриго вскрикнул и резко дернул ее за руку, не давая улететь с того самого второго этажа...
Она открыла глаза и поняла, что он крепко прижимает ее к себе одной рукой, а другая запуталась в ее волосах и не торопится распутываться. Она чувствовала жар его тела и нервную дрожь каждого мускула — его? ее? — и ярость, бурлившую в его груди, и огонь, пожирающий ее саму — или его? — и еще тысячу ощущений, каждое из которых было пыткой, но приносило блаженство. Гвен замерла безвольной тряпкой в могучих руках, а над ней возвышался прекрасный разгневанный испанец, осыпающий ее сотней проклятий на своем родном языке. Господи, хорошо-то как...
— Ты что, решила с собой покончить?!
— Не кричи, тиран...
— Я тебя спрашиваю, ты зачем меня изводишь!!!
Она посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась абсолютно безумной улыбкой. «Изводишь» — прекрасное слово! Он ее извел. Превратил в сверхпроводимый передатчик сексуальной энергии, в комок нервов, в жалкую развалину, которую никто не хочет и не любит...
Ее ноги подогнулись, потому что чувственность ситуации достигла предела. Если бы Родриго разжал сейчас руки, она просто соскользнула бы на каменный пол, но он и не думал их разжимать. Напротив, его хватка усилилась, Гвен уже трудно было дышать...
— Сам... виноват... Не надо было меня пугать... Мы, взрывные натуры...
— Я тебя убью!!!
Он был близко, так немыслимо близко, что она могла бы прямо сейчас поцеловать его, если бы хоть что-то их связывало, кроме, ха-ха, фальшивого по сути свидетельства о браке. Его яростные глаза впились в ее губы, и Гвен не нашла ничего лучше, как провести по пересохшей верхней губе кончиком языка... Родриго зарычал, словно раненый зверь, и Гвен испуганно пролепетала:
— Извини...
В следующую секунду застонала уже она, потому что пальцы Родриго заскользили по ее щеке, коснулись губ, спустились на горло и вновь взлетели к губам... Гвен, из последних сил прошептала жалкое «пожалуйста, не надо», и их губы слились в мучительном и обжигающем поцелуе.
Она чувствовала облегчение, огромное, божественное, прохладное облегчение, потому что его губы властно целовали ее, язык настойчиво проникал вглубь ее нежного рта, и она больше не сопротивлялась! Какое это счастье — не сопротивляться. Какое счастье — признать простую и огромную, как солнце, вещь: она его хочет, она хочет этого мужчину, как ничто на свете, и уж конечно — как никого другого.
Она со всхлипом запустила пальцы в густые темные кудри, выгнулась в его руках так, что до боли напряженная грудь заскользила по его груди. Соски окаменели до такой степени, что Гвен не удивилась бы, увидев кровоточащие царапины на теле Родриго...
Гвен чувствовала, как возбужден мужчина, сжимавший ее в неистовых объятиях, но это не пугало ее, а лишь разжигало пожар в крови. Губы Родриго скользили по ее лицу, шее, плотно закрытым векам, полуоткрытым, счастливо стонущим губам, ключицам... Она стонала, торопливо отвечая на поцелуи, дрожащими пальцами расстегивая то, что осталось от пуговиц на его белой рубашке. Когда тонкий шелк упал с могучих смуглых плеч, Гвен испытала огромное облегчение. Больше не нужно было подавлять свои желания, обманывать себя... Она со стоном прильнула губами к его груди.