— Не отказалась бы? — Мэрион повернулась, ее губы дрожали, в прекрасных голубых глазах блестели слезы. — Господи, я думала, что никогда больше не увижу тебя! Не могу поверить, что ты здесь, в этой самой комнате. Это так замечательно… — Она развела руки, затем уронила их вдоль тела, все еще не в силах отказаться от условностей воспитания и привычки подавлять собственные чувства.
Она страшится быть отвергнутой! — поняла Элис. Страшится обнять свою дочь, так как не уверена, что та действительно этого хочет.
— О мама, — сказала она, наклонившись вперед и прижавшись лицом к нежной щеке Мэрион, — как прекрасно снова быть дома!
Элис вдохнула знакомый аромат любимых духов матери и почувствовала, что у нее из глаз потекли слезы. Она шмыгнула носом, и слезы растворились в грустном смехе:
— Как это типично! Мэрион плачет — и ее ослепительные глаза становятся еще более ослепительными. Я плачу — и у меня тут же начинает течь из носа. Я скучала по тебе, мама, — пробормотала она, и у нее перехватило дыхание. — Боже, я действительно скучала по тебе!
— Это был кошмарный сон, но сейчас ты дома. — Мэрион обняла Элис за талию. — Ты не можешь представить себе, как ужасно было встречать всех этих самозванок, не позволяя себе надеяться, зная, что они наверняка окажутся мошенницами, и все же каждый раз надеясь…
— Прости, — сказала Элис, думая о том, как банально это звучит. — Мама, я правда не хотела причинить тебе боль…
— Главное — ты дома. — Мэрион с облегчением рассмеялась почти девичьим смехом. — О Элис, может быть, это покажется глупым, но мне хочется ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что все это не сон!
— Нет нужды щипать себя, — ответила Элис. — Я действительно здесь.
— Да, ты здесь. И я так счастлива. А вот и Бекстер с завтраком, очень кстати. — Мэрион быстрыми, энергичными шагами приблизилась к столику. — Великолепный запах, — сказала она дворецкому.
— Я принес ваш одиннадцатичасовой кофе и пирожные с джемом. Надеюсь, они понравятся вам обеим. — Бекстер вновь вошел в роль верного слуги из прошлого века, но это не смутило Мэрион. Она улыбнулась ему, как старому другу.
— Я уверена, они великолепны, Бекстер. Как всегда.
— Благодарю вас, мадам. — Дворецкий поклонился. — Вы сами разольете кофе, мадам?
Элис рассмеялась, она была так счастлива, что уже не пыталась следить за тем, что говорит.
— Бекстер, ты обманщик! Если бы я не знала тебя, то была бы готова поклясться, что ты почерпнул все эти штучки преданного слуги семьи из старых лент с Чарлзом Бойером.
Мэрион и дворецкий обменялись быстрыми взглядами, затем он вежливо улыбнулся и протянул Элис чашку с блюдцем из любимого лиможского сервиза ее матери.
— Чарлз Бойер — француз, мисс, и я не думаю, что он когда-либо играл роль дворецкого. Во всяком случае, роль английского дворецкого. Поверьте, ему это не по силам. — Бекстер почтительно наклонил голову, показав, что разговор окончен, и бесшумно удалился.
Элис с некоторым смущением наблюдала, как он уходит.
— Господи, что я сказала? Мне кажется, я обидела его.
— Вовсе нет, — весело ответила Мэрион, присаживаясь к столу и поднимая тяжелый серебряный кофейник. Она разлила по чашкам приготовленную смесь кофе и горячего молока. — Бекстер любит время от времени ставить нас всех на место. Он до сих пор не смирился с тем, что служит у колониальных выскочек, и поэтому иногда пользуется возможностью напомнить нам, что мы не столь высокого сословия, а наш ум недостаточно утончен, чтобы по достоинству оценить все его качества настоящего дворецкого.
Элис рассмеялась, села напротив матери и откусила кусочек слоеного пирожного. Оно было теплое, с цельными сладкими ягодами клубничного джема. Закрыв глаза, она с удовольствием жевала лакомство.
— М-м-м, они божественны. Хороши, как и прежде. Может быть, даже лучше.
Она облизала пальцы, неожиданно почувствовав аппетит. Утром она слишком нервничала, чтобы позавтракать.
— Возьми еще. Они действительно хороши.
Само собой разумеется, Мэрион ела серебряной вилочкой для торта. Она съела последний маленький кусочек, положила вилочку и приложила к чистым губам уголок салфетки. Затем несколько секунд помешивала кофе, хотя и не клала в него сахар.
— Элис, я должна знать, — вдруг вырвалось у нее, — почему ты убежала? — Когда она задала этот вопрос, ложечка со звоном упала на блюдце, что свидетельствовало о ее крайнем смятении. — Элис, что случилось? Как ты могла столько времени находиться вдали от дома? Мы с отцом так тосковали по тебе. Боже, мы были как безумные!