— Ну, пойдем же, Алексей.
Мы оба были настолько взволнованы встречей, что пришли в себя уже позже, когда сели в машину. Зоря, осмотрев меня внимательно, произнес:
— Мне просто не верится, что ты рядом со мной. Алешенька, милый мой человек… Как я рад. Как хорошо и тепло у меня на душе.
— Я тоже рад.
О чем говорилось? Странно, но я не помню, о чем говорили с братом.
— И сколько же ты погостишь у меня? — спросил он.
— Две недели.
— Так мало? — искренне огорчился Зоря. — Я тебя не отпущу. Так и знай, не отпущу.
— Больше нельзя. Увы! Виза…
— Впрочем, и две недели не так уж мало, — согласился он и вздохнул: — Сколько лет мы не виделись, Алешенька?
— Считай, с сорокового года.
— Да. Скоро тридцать один… Много воды утекло за это время.
— Если бы только воды…
— Время летит, не угонишься. А мы стареем…
— Стареем… — согласился я.
Мы внимательно рассматривали друг друга и оба не стеснялись этого,
— Алешенька, — робко спросил брат, — а о просьбе моей, наверное, забыл?
— Да что ты! — всполошился я. Мне было приятно, что он вспомнил о главном.
— Неужели привез? Вот уж уважил. Пожалуйста. Прошу тебя…
Я полез в портфель, достал целлофановый мешочек с землей и передал его брату.
— Оттуда? — все еще не верил он.
— Специально ездил.
Перед светофором Зоря затормозил и повернулся ко мне:
— Это бесценный подарок. — Он бережно взял мешочек, подержал его на ладони, а затем положил во внутренний карман пиджака.
Мигнул зеленый свет, и мы поехали дальше. Да, в этом потоке нельзя задерживаться ни на секунду: сметут.
Я не торопился расспрашивать брата о его жизни и делах. Не спросил даже, кому принадлежит этот красавец «мерседес». Я только отвечал на его вопросы.
— Деревня на месте? — интересовался Зоря.
— Сожгли немцы. Но отстроена новая.
— И наш дом сожгли?! — сокрушался он.
— Все дотла.
— В живых-то кто-нибудь из знакомых остался?
— Видел Степана, сына тети Нюси. Помнишь? Он без ноги. Инвалид. Работает в колхозе. А больше никого, всех жизнь разметала.
Брат с сожалением покачал головой, потом бодро сказал:
— Ладно. Не будем говорить о грустном. Зачем омрачать радость встречи? Скажи лучше, как дома.
— Да все по-старому. Ни шатко ни валко.
— Выше голову. Не надо унывать. Дорогой ты мой Алешенька, как я рад встрече, — в который уже раз признался он.
— Да я и не унываю. Откуда ты взял?
Он полуобернулся, словно желал убедиться в том, что я не обманываю.
И тут мне показалось, что брат держится как-то напряженно, даже нервозно. Но нетрудно было найти этому объяснение: он долго не был на Родине. Да, наверное, никогда уже не будет. Зоря всегда был очень сдержан. А в такой ситуации, после долгих лет разлуки, нет ничего удивительного в том, что он нервничает.
— Как дела у старшей племянницы? — спросил Зоря, желая сгладить некоторую неловкость.
— Хорошо. Толковая девчонка. Учится старательно. Словом, молодец.
— А как ее дружок поживает?
— Нормально, — пожал я плечами.
— С таким отцом, как у него, не пропадешь. Опора надежная…
— Да, отец у него видный человек. Доктор наук.
Кажется, эту фразу я произнес с гордостью. Собственно, почему мне не гордиться. С «видным человеком» я был хорошо знаком. Мы вместе не раз бывали на рыбалке. А его сын… Что ж, время покажет, возможно, Виктор станет моим зятем…
— Наверное, и работает в солидной фирме? — подчеркнуто небрежно спросил брат.
— В почтовом ящике.
— Что это такое? Уже забыл.
— Закрытый объект.
— Как же ты познакомился с таким человеком?
— Познакомился! Раньше я работал с ним… Он увлекается рыбной ловлей. Я тоже. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Организовывал для него охоту, рыбалку, часто помогал во всяких хозяйственных делах. Ему-то все некогда. Ну, а ко всему — Маринка дружит с его сыном. В пионерском лагере были вместе. Он — вожатый, а она — в его отряде. С тех пор так это знакомство и сохранилось. Да, Старик — голова, не чета нам с тобой. Старик его так звали у нас, — лауреат, а вот медаль носить нельзя.
— Почему?
— Так принято… На той работе… Нельзя афишировать.
— Ясно… — сказал он. — Значит, рыбаки.
— Именно. Хотелось бы для него достать леску «ноль-ноль два» фирмы «Сатурн». Я обещал, понимаешь?
— Что за вопрос. Купим. Это чепуха. Тем более для такого знатного рыбака. Подозреваю, что он еще твой начальник.
— Нет… — ответил я. — Раньше — да, вместе работали.
— Тебе не понравилось служить в его фирме? — удивился брат. — Такой уважаемый человек, да еще вместе с тобой проводит время на отдыхе! Это же редкость… Что-нибудь случилось?
— Редкость… — согласился я. — Но… обстоятельства… — Я пожал плечами.
— Сейчас у тебя работа скромнее? — продолжал он.
— Скромнее… Хотя зарабатываю больше… И нет строгого режима на работе.
— Тебе виднее, конечно, но я не ушел бы от такого шефа.
Зоря не одобрил мои действия.
— Ты меня не понял… — уточнил я. — Денег действительно больше. Но менее интересно. А случилось…
Я не знал, стоит ли говорить о неприятностях, которые произошли со мной несколько лет назад. Но Зоря ведь мой брат. Родной брат.
— Была, понимаешь, такая штука, — решился я, — оступился. Хотели уголовное дело заводить… Однако обошлось. Помог шеф. Ушел по собственному желанию.
— Понимаю…
— А вот на душе неспокойно, — добавил я.
— Понимаю… — повторил в раздумье Зоря.
— Однако мы по-прежнему, редко правда, но встречаемся с ним на рыбалке.
В ответ Зоря одобрительно улыбнулся. Он удивительно хорошо вел машину. Ухитрялся находить свое место в этом огромном потоке. Я с любопытством поглядывал на здания, на площади, на улицы, на огромный поток машин, поражающих ярко расцвеченными красками, — красные, желтые, вишневые, серые, белые, оранжевые, черные. И почти ни одна машина не похожа на другую. То длинные и широкие, то маленькие горбатые, напоминающие божьих коровок. Я поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, стараясь все увидеть, все охватить.
Брат словно прочел мои мысли:
— Так города не узнаешь… Мы потом побродим, побываем в самых интересных уголках.
Я кивнул. Конечно, из окна машины много не увидишь.
— Ну, а как у Марины с его сыном, любовь или так просто? — продолжал Зоря.
— Не поймешь. Она, по-моему, фокусничает. А он-то, Виктор, от нее без ума.
— А где учится?
— Окончил МГУ. Сейчас вот — аспирантура. Скоро будет кандидатом.
— Да… В отца пошел, значит. Это хорошо. Неплохую партию может она составить. Я рад. Не упускайте момента, — наставительно произнес он.
— Да разве теперь от нас это зависит? Это не раньше, когда воля родителей была законом.
— Верно. Тем не менее сделай все возможное. Анисья Евдокимовна здорова?
— Ничего. Твое лекарство было кстати. Спасибо.
— Для меня это не проблема.
— Тебе все шлют большой привет.
— И Марина?
— Разумеется… — сказал я.
— Жаль, что мои не увидят тебя. Не судьба, видно.
— Ты-то как поживаешь? — решился наконец спросить я.
— Да как тебе сказать? Пришлось хлебнуть горя. Но мне повезло больше, чем другим. Сейчас вроде бы уже грешно жаловаться. Да я тебе писал обо всем…
— Надолго здесь обосновался?
— Смотря как пойдут дела. Все от этого будет зависеть. Время сейчас горячее.
— А занимаешься-то чем?
— В некотором роде медициной.
— Вроде бы ты и не медик.
— Разве это имеет значение?
— Это верно. А ты мало изменился, такой же стройный и подтянутый.
— Спорт, Алешенька, делает свое дело. Ты тоже вроде бы в форме.
— У меня работа — волка ноги кормят.
Остаток пути ехали молча. В окне лимузина мелькают красочные витрины, нарядно одетые горожане. Причудливые здания, не похожие одно на другое. Зеленые улицы и площади с затейливыми фонтанами производили впечатление.
— Ну вот мы и дома. Будь моим гостем. Самым дорогим и самым желанным…
Так началась эта история.
А возможно, она началась раньше? Конечно, раньше. Еще до этого первого приезда в Вену.
Пожалуй, лучше рассказать все по порядку. По ходу я буду ссылаться на некоторые высказывания и оценки событий, позаимствованные из дневника моей дочери Марины.
Письма из Канады
О моем уходе, а точнее увольнении, из научно-исследовательского института обычно не говорили в семье. В первое время я умел хорошо держаться. Вида не показывал. Будто так и нужно.
Больше всего я боялся вопросов Марины. Но вроде ничего, обошлось.
В этом научно-исследовательском институте я был на хозяйственной работе. Однако имел возможность распоряжаться, как говорится, материальными ценностями. Нагрянула ревизия. Обнаружилась недостача. Вот эти «ценности» и явились причиной всего, что случилось. Все могло кончиться гораздо серьезнее. Честно говоря, даже судом. Но в научно-исследовательском институте ко мне хорошо относились. Несколько ученых, в том числе доктор наук Фокин, приняли участие в моей судьбе. Да, это добрые, отзывчивые люди. Они пытались даже найти мне оправдание в том, что я очень доверчив и не имею большого опыта.
Жене, конечно, пришлось все рассказать. Ведь недостающую сумму надо было внести. Но от дочерей мы все скрыли.
Марина долгое время не верила, что, я так, по собственному желанию, бросил работу в институте и перешел в жэк. Туда, где вечные жалобы, споры, ругань, повседневные мелкие заботы. Но постепенно и она привыкла к моей новой должности.
Жизнь вошла в прежнюю спокойную колею. Я был почти уверен, что профессор Фокин не говорил дома о случившемся со мной. Так что его сын Виктор ничего не знал.
В жэке подобрался неплохой коллектив. Конечно, не хватало нужных специалистов, были и выпивохи, так что приходилось быть мастером на все руки.
Вот мы и трудимся. Иногда под вечер уже с ног валишься. Только соберешься домой, как раздается тревожный звонок. Ну разве откажешь в помощи известному музыканту, старому артисту, для которых протечка крана — настоящая катастрофа, конец света.
Обещаешь зайти. И разумеется, заходишь. Ну, а в благодарность — пятерка, а то и десятка, люди они денежные, И конечно, не обходится без ста граммов водки или коньяка.
Вот таким усталым после напряженного рабочего дня я пришел домой первого апреля. Пришел уже совсем поздно.
— Папа, тебе письмо, — торжественно объявила Марина.
— Нечего разыгрывать меня. Первое апреля уже на исходе, — ответил я.
— Нет, я серьезно… Знаешь, откуда?
Я вообще не получаю писем. Писать некому и ожидать писем неоткуда. А тут еще такие загадочные вопросы.
— Откуда? — спокойно спросил я.
— Из Канады. — У меня было желание повернуться и уйти, слишком я устал, чтобы шутить, Но Марина продолжала: — Вполне серьезно говорю — тебе письмо, и непростое. — Она протянула необычный, продолговатой формы, конверт. — Из-за границы. Видишь, написано: «Канада».