— Можно. Если, конечно, вы этого захотите, Алексей Иванович.
— А я-то что? С меня взять нечего. — Я был ужасно удивлен таким поворотом дела.
Роджерс, резко затормозив, остановил машину.
— Алексей Иванович:, пора нам поговорить по душам, положа руку на сердце… — начал Роджерс. На этот раз он не улыбался.
Я невольно огляделся. Мы остановились на шоссе рядом с лесом. Вокруг — ни души.
От его слишком серьезного тона мне стало не по себе, Я чувствовал: что-то произойдет в конце концов.
— Прошу оказать мне одну небольшую услугу. За это я готов уладить дела вашего брата и, больше того, быть вашим настоящим другом…
— Мы и так друзья, кажется… — попытался улыбнуться я. Теперь мне хотелось перевести разговор на шутку. Но Роджерс не поддержал этого тона.
Тогда я спросил:
— Что вы хотите от меня?
— Я хочу, чтобы вы помогли нам… Разумеется, за хорошую плату…
Такого откровенного цинизма я не ожидал. Роджерс смотрел на меня, прищурившись, будто увидел впервые.
— Так… Понимаю… Нет, вы ошиблись, Роджерс… — торопливо сказал я.
Вот когда я вспомнил Марину, ее сомнения, рассказ чекиста на лекции. Моя душа наливалась гневом и злобой. На себя. На Зорю. На Роджерса.
— Скажу откровенно, в вашем положении остается только согласиться — иначе могут быть неприятности и вам, и вашим близким. Нет, нет, я не угрожаю, боже упаси, только советую, Алексей Иванович. Советую, как другу. Знать об этом никто не будет.
Чувствуя свое превосходство, он сидел, самодовольный и уверенный в себе, положив ладони на руль, слегка откинувшись, как в кресле.
— Значит, вы хотите меня подкупить? — беря себя в руки, заявил я. — Нет, Роджерс, не на того напали, не выйдет… Это подло — играть на родственных чувствах…
Я говорил ужасно взволнованно и поэтому бессвязно.
— Ну, зачем так откровенно и категорично — «подкупить»? Просто обычная деловая, можно сказать, торговая сделка. Вы — продавец, я — покупатель. И вообще, мы компаньоны… — перебил меня Роджерс.
— Не надо мне такого компаньона… Нет, вы ошиблись адресом, Роджерс…
— Бросьте, Алексей Иванович. Адрес у нас точный, и вы сейчас в этом убедитесь. Посылки вы получали? — в упор спросил он.
— Получал. Ну и что?
— О'кэй! Кто их вам присылал?
— Зоря, кто же ещё.
— Так вот, посылки мои, а не Зорины. И все, что вы здесь купили, тоже куплено на мои деньги.
— Как?! Значит…
Мне захотелось немедленно выскочить из этой шикарной машины и бежать. Через лес, через всю страну… Бежать, бежать. Немедленно.
Я даже попытался открыть дверцу машины.
— Ну что вы нервничаете? — резко сказал Роджерс, — Будьте в конце концов мужчиной…
Сейчас он не был похож на того вежливого, предупредительного господина, каким я его знал до сих пор.
— За все надо расплачиваться… — продолжал он. — Долг платежом красен…
— Это не-прав-да!!!
Я, кажется, крикнул. Но кто тут мог меня услышать?..
— Тихо, тихо, Алексей Иванович. Кстати, я далеко не все сказал. Может быть, содержимое этого пакета поможет вам в России сделать карьеру… — И Роджерс, усмехаясь, протянул мне пакет.
Непослушными руками я вынул какие-то фотографии. На одной из них я был с той самой женщиной из ресторана «Мулен Руж». Я замер, не зная, что сказать.
Роджерс торжествовал.
— Или это тоже неправда?! Ну что, Алексей Иванович, пойдем дальше или хватит? Запасы моей кладовой еще далеко не исчерпаны. Но думаю, что ни к чему хорошему это не приведет. Наоборот, только осложнит наши отношения. Зачем нам выносить сор из избы? Поверьте, я не хочу вам зла. И если вы сохраните благоразумие, все будет в порядке. Я не бросаю слов на ветер.
— Грубое насилие! Нет. Никогда! Никогда!.. У меня семья, дети… — Меня трясло как в ознобе.
— И брат. Как же вы его забыли? Нехорошо… Прежде всего успокойтесь, Алексей Иванович. Я же не предлагаю вам остаться здесь навсегда и тем самым стать изменником Родины. Вернетесь обратно домой, к своей семье, детям и будете жить, как жили, точнее, лучше, чем жили. От вас ведь и потребуется немногое, совсем пустяки, — успокаивал меня Роджерс. — И, повторяю, никто об этом не будет знать. Я понимаю, вы боитесь последствий. Мы позаботимся о вашей безопасности. У нас есть гарантированные средства, чтобы все было хорошо. Вы скоро убедитесь в справедливости моих слов. Не так страшен черт, как его малюют. Помните? — Роджерс опять входил в свою роль.
Ему, наверное, снова захотелось быть веселым, услужливым человеком, этаким рубахой-парнем.
— Нет, Роджерс. Отпустите меня. Слышите? Отпустите. Я буду жаловаться…
Брови Роджерса сошлись. Он менялся на глазах. Это был совершенно другой человек.
— Тихо, Алексей Иванович! «Буду жаловаться!» — Он хмыкнул и покачал головой. — Кому? На кого? Подумайте, что вас ждет дома: Магадан, Норильск или нечто похуже. А семью? Жену, дочерей — Леночку и Марину? Не забудьте, что их ожидает в будущем. Особенно студентку Марину. Или вы надеетесь, что их государство прокормит? А о судьбе брата подумали? У вас есть еще время взвесить все «за» и «против».
— Я не враг своей Родине… Я… Я не хочу вас знать.
— Поздно… Давайте рассуждать серьезно. Наверное, не помешает вам хорошая кооперативная квартирка, а может быть, в придачу и автомобильчик. Конечно, если будете хорошо работать. И не бойтесь, ничего с вами не случится. Мы найдем способ перевести вам деньги официально. Например, сберегательная книжка на предъявителя. Слышали о таком варианте? И потом это не в Болгарии, где, прежде чем купить автомашину или построить жилье, вы должны предъявить документы, откуда у вас накопления. Как видите, у нас с вами речь идет об обычной торговой сделке. Родина родиной, торговля торговлей. Одно другому не мешает,
— Нет, Роджерс, не могу. Этим не торгуют… Понимаете?
— Сейчас вы взволнованы. Но я вас успокою. Одну минуту… — Роджерс вынул из кармана портативный магнитофон. Послышались треск, шипение. Потом голоса. Я сразу узнал голоса Зори и Роджерса. И с большим трудом — свой. Внимательно слушаю. «Мы давно следим за проблемами, над которыми трудится профессор Фокин. Что вам известно о его последних работах?» — Это спрашивает меня Роджерс. — «Насколько наслышан, он возглавляет группу по лазерным разработкам. Тема эта строго засекречена… Деталей не знаю… Однако шила в мешке не утаишь… Успехи под замок не спрячешь… Об этой разработке шептали на ухо «по секрету». Он получил Государственную премию, а его помощники большие деньги».
«А его помощников вы случайно не знаете?»
«Как-то двоих из них Фокин приглашал на рыбалку… Они шумно обмывали награждение… Это кандидат Соболев Николай Иванович и Илья, Коротыгин Илья, отчество забыл…»
«Алексей Иванович, о чем же они говорили, не помните?»
«Я, как всегда, хлопотал по хозяйству, варил уху… поэтому не особенно прислушивался к их разговору, да и не до того было… Помню, жаловались на отсутствие какого-то оборудования… на бюрократизм, волокиту. Кого-то ругали из министерства… Кто-то мешал им… Шутили — в случае чего — сжечь их лучом… Радовались как дети результатам государственных испытаний на полигоне».
Я в ужасе обхватил голову руками. Неужели это не сон? И не верю сам себе. Неужели я мог это спьяну выболтать? Сколько раз меня за это прорабатывала Маринка. Выходит, мало. Черт бы меня побрал…
Я смотрю на самодовольно ухмыляющегося Роджерса. Как он противен мне сейчас. С каким удовольствием я расквасил бы ему морду. Но где взять, силы, решительность?
— Кажется, это у вас называется разглашением государственных секретов? — сказал Роджерс и спрятал магнитофон в карман.
Когда это было? Неужели я окончательно терял контроль над собой? Что они со мной сделали?
Да… А я хочу кого-то обвинить. Но болтал-то я… Голос мой. А слова-то какие — «полигон», «разработка», «испытания»…
— А ведь вы, насколько мне известно, — сказал Роджерс, — должны были давать подписку о неразглашении секретных сведений, где работаете. Знаете, что за это полагается? Так-то вот. Подумайте. Не спешите с ответом, У вас есть еще время.
Остаток пути мы ехали молча. Роджерс, очевидно понимая мое состояние, старался на меня не смотреть.
Только когда мы остановились у дома, он коротко сказал:
— Игра стоит свеч… И не вздумайте болтать.
Мы даже не попрощались… А раньше без объятий не обходилось.
Я с трудом поднялся в комнату. Зоря, осмотрев меня, встревоженно спросил:
— Что так долго?
— Так получилось…
— Ты себя плохо чувствуешь?
— Очень, — ответил я.
Мы немного помолчали. По всему было видно, что брат ждет, когда я заговорю.
— Где Фани? — зачем-то спросил я.
— У себя. Да говори же, что с тобой, на тебе лица нет.
Я зачем-то подошел к нему и прошептал на ухо:
— Мне нужно с тобой поговорить…
— Но не здесь. Давай выйдем… — прижимая палец к губам, тихо произнес Зоря. — Пойдем на набережную.
Он не без основания считал, что Роджерс будет следить за каждым моим шагом, будет подслушивать каждое слово.
Мы вышли из дому. На улице зажглись первые рекламы, мягко покачиваясь, мчались машины. Вот и набережная. Река плавно текла, тихо омывая своими волнами бетонные берега. Зоря огляделся вокруг.
— Так что случилось? — торопил меня Зоря.
Я тоже оглянулся по сторонам. Набережная жила своей обычной жизнью.
— Не знаю, с чего начать. Голова ни черта не соображает. Понимаешь… Сегодня такая была катавасия… Просто не знаю, с чего начать…
Я хотел как можно мягче рассказать об этом ужасном предложений Роджерса. Мне было жаль брата… Мало ему своих бед… А тут еще я со своими несчастьями.
— Говори, не тяни, — настаивал он.
— Ты знаешь, мне Роджерс предложил быть шпионом… Да, да, шпионом!
Зоря тяжело вздохнул, опустил голову,
— Ну? Что же ты молчишь?
— Дева Мария! И что ты на это ответил? — каким-то отрешенным голосом спросил Зоря.
— Я, разумеется, отказался… Но он настаивает на том, чтобы я подумал. Угрожает… Понимаешь, угрожает.
— Правильно сделал, что отказался. Я так считаю, Алешенька, — после короткой паузы сказал брат. — Прошу, выслушай меня и пойми. Мои дела плохи… Теперь будут еще хуже. Во многом, что с тобой случилось, виноват я. — Зоря сильно волновался, говорил бессвязно и сбивчиво.
— Одного не пойму, зачем я понадобился им.
— Понадобился другой… Но сейчас речь не об этом… Ты мелкая сошка…
— Зоря… А посылки… покупки… — Я видел по его глазам, что он не хочет говорить об этом, но тем не менее продолжал: — Роджерс доказывает, что это все на его деньги. Неужели правда?
Он молчал. Мне казалось, что молчит час, два, целую вечность.
— Ну, говори же…
— Уезжай быстрей отсюда, Алешенька, уезжай.
— Ты же меня уверял, что я нахожусь среди друзей, Зачем ты сюда меня вытащил? Выходит, ты все знал заранее?
— Я виноват перед тобой… Ну, ударь меня, Алешенька, ударь… Нам обоим будет легче. Прошу…
Я смотрю на брата. Каким жалким стоит он сейчас передо мной. Я чувствую, как во мне закипает злость. Сжимаю кулаки и, не помня себя, как зверь бросаюсь на него. Остервенело бью его по лицу. Он даже не защищается. Я еще больше стервенею. Не помню, как остановился. Наверное, вид крови привел меня в чувство. Я повернулся и пошел домой.