Я беру ее обратно, ставлю какая «лезет».
«Рассказать или нет?» — продолжал думать я. Неожиданно выручила тетя Маша. Она просовывает голову в дверь и кричит:
— Хватит вам забивать «козла». Алексей, тебя вызывает Ух Ты.
С радостью бросаю игру. Иду к начальнику.
— Слушай, у меня опять мотор забарахлил. Не посмотришь? — обращается ко мне начальник, как только я вошел в его кабинет.
У него старенький «Москвич»; мотор давно выработал свои ресурсы, и нам с Савельевым не привыкать его латать.
Я взял с собой Савельева. Во дворе конторы мы начали ковыряться в моторе. Долго искали причину. За это время тетя Маша дважды прибегала к нам с вызовами жильцов, и каждый раз она уходила, разгневанная нашей бездушностью.
Для нас важнее было угодить своему начальнику, глядишь, лишний раз отпустит с работы, а то и даст день-два где-нибудь пошабашить.
Снова прибежала тетя Маша:
— Ух Ты приказал немедленно идти на вызов. Бессовестные, черти! — выругалась она.
Да мы и сами начали чувствовать себя неловко и собирались уходить.
— Не вибрируй, тетя Маша. Бежим, — отвечаю я.
Ушли с Савельевым по разным адресам. Опять мне пришлось усмирять горячую воду. В местах сварки образовался в трубе свищ. Пришлось повозиться и задержаться на работе.
Пришел в контору переодеться. Время было уже позднее, нерабочее. К моему удивлению, там оказалась Фаина,
— Ты чего?!
— Ничего… Вас жду,
— Ну-ну.
— Трубы гну… Алексей Иванович, а я к вам с… повинной.
«Что за черт, с какой еще повинной?» — подумал я.
— Тогда винись.
Фаина потупила взор, потом посмотрела, на меня и снова опустила глаза:
— Понимаете, Алексей Иванович… Я вам тогда неправду сказала. Письмо-то я написала. Это меня Катька надоумила. Давай, говорит, разыграем его.
Я стою, моргаю глазами и не понимаю, что со мной происходит. Как же так? А Фани из Вены? А Витек? А Насонов?! Что за чертовщина?!
— Только я его не решилась вам передать… Вы меня извините. Вот оно. Хотите, прочтите. А то послание, про которое вы спрашивали, это кто-то другой написал. Я подозреваю Катьку…
Я с трудом воспринимаю слова Фаины. И когда наконец до меня доходит истина, у меня аж дух перехватывает.
— Ну и молодец, кассир. С тобой не соскучишься. Выдала сполна. — И я от радости схватил ее в охапку. Она зарделась, еще больше раскраснелась, и ее широкое лицо засветилось и даже показалось мне милым и симпатичным. В следующую минуту я расхохотался. Надо же быть такому совпадению!
Фаина, широко распахнув глаза, смотрит на меня с удивлением.
— Что-нибудь не так я сделала? — спрашивает она меня.
— Раз пришла с повинной, значит, все так, — отвечаю ей, улыбаясь. — В награду хочу поцеловать тебя.
— А письмо читать не будете?
— Я их уже начитался…
Она, как ребенок, обиженно опускает глаза, Мне становится жалко ее.
— Ладно, давай сюда письмо.
— Вы все смеетесь надо мной. — И Фаина с гордо поднятой головой выходит из комнаты.
Так закончилась эпопея с письмами и… любовь Фаины ко мне,
Впрочем, с письмами не закончилась. Письма будут. От Роджерса ко мне, от меня к Роджерсу. Но это впереди.
Из дневника Марины
«С письмом от Зори вдруг куда-то убежал отец. Мы все в недоумении. Что-то случилось? Что?! Рядили по всякому. С нетерпением ждали его возвращения. Наконец он вернулся. На нем нет лица. Значит, что-то произошло серьезное. Мы бросились к нему с расспросами. Он тут же заявил:
— Умер Зоря… И отстаньте от меня.
— Как умер?! — закричала мама.
— Не знаешь, как умирают, — отрешенным голосом отвечает отец.
Мать запричитала и в слезы.
— Как же мы теперь будем… Да за что такое наказание?..
Я стою, смотрю на отца, на его осунувшееся, посеревшее лицо и не знаю, то ли мне радоваться, то ли… С одной стороны, жалко, все же умер родственник, с другой — слава богу, теперь наверняка будет спокойнее в семье.
— Папа, покажи письмо. — Я подошла к отцу, обняла. Мне стало жалко его.
— Потом, доченька, потом…
— Не потом, а сейчас. — Он знал, что я никогда ничего на потом не откладываю.
Отец пытался отговориться, а в меня словно дьявол вселился. Я настояла. Он всегда сдается, если проявить настойчивость.
Он нехотя протягивает мне письмо.
Боже мой… Какой ужас… Какой кошмар… Какой позор…
Я в гневе скомкала письмо, с нескрываемой злостью бросила его в лицо отцу, наговорила ему всяких гадостей и выскочила из дому. На улице немного успокоившись, возвратилась. Мать лежала в постели с полотенцем на голове, отец сидел за столом, положив голову на руки. Рядом с ним — нераспечатанная бутылка вина. Скомканное письмо валялось на полу. Я подняла письмо.
— Куда ты? — спросил, вымученно глянув на меня, отец, когда я направилась к выходу.
— Куда надо, — ответила я, хлопнув дверью. Честное слово, в эту минуту мне нисколько не жаль было своих родителей. Кипевшее зло на них наполняло мою душу.
Пока я шла по улице, все время со страхом думала в последствиях. Что я скажу Виктору? Как ему объяснить? Как покажусь на глаза подругам? Дядя — гнусный каратель, преступник, скрывавшийся от правосудия… Ведь Виктор работает вместе с отцом на режимном предприятии. Кому я теперь буду нужна?.. Кто узнает, от меня будет шарахаться, как от бешеной собаки. Еще возьмут да выгонят из института. Неужели всему конец? Перед моими глазами будто погас свет. Чем больше я думала об этом, тем больше теряла надежду на жизнь. Может быть, вот сейчас — под машину… Нет, нет, только не это. В чем я виновата?..
В приемной КГБ меня внимательно выслушали. Через некоторое время пришел высокий симпатичный молодой человек, представился мне капитаном Насоновым, и мы с ним уединились в отдельную комнату. Долго и по душам поговорили. Он меня прекрасно понял. Подробно расспрашивал об отце, о его поездках в Вену, о моих отношениях с Виктором, с его отцом. Об институте. О друзьях.
Я смотрю на Насонова, разговариваю с ним, а сама все время ловлю себя на мысли — где могла его видеть.
Этот спокойный голос. Знакомая манера левой рукой откидывать назад прядь волос, спадавшую на лоб. Под конец разговора я не удержалась и спросила:
— Владимир Николаевич, извините за банальность, где я вас могла видеть?
. — Не знаю… — И Насонов откидывает прядь волос, нависшую над лбом.
— Вспомнила!.. — чуть не вскрикнула я от вспыхнувшей вдруг догадки. — Вы у нас читали лекцию. И приводили пример, несколько схожий с тем, что я рассказала. Да?!
Насонов на секунду задумался и, к моему удовлетворению, говорит:
— Было дело.
— Как тесен мир. Кто бы мог подумать, — вздохнула я. — Знали бы вы, как после вашей лекции я воевала с отцом…
В ответ Насонов, как показалось мне, загадочно улыбнулся.
И где-то подсознательно у меня мелькнула шальная мысль: «А не успел ли и отец побывать здесь?..»
— Отец ваш знает, что вы пошли к нам? — словно угадав мои мысли, спросил меня Владимир Николаевич,
— Да, знает, — ответила я.
— Хорошо, — ответил он.
Ушла я от Владимира Николаевича окрыленная, спокойная от чувства исполненного гражданского долга. За одно только ругала себя: надо было раньше прийти сюда.
Впереди предстоит разговор с отцом. Каким-то он будет. Только бы не сорваться.
Не успела я переступить порог комнаты, как отец сразу подошел ко мне и, взяв под локоть, увел меня на улицу.
— Была? — спросил он меня, когда мы вышли из подъезда дома.
— Была.
— Ну и что?
— Если б меня так понимали мои родители…
— То что было бы? — не дав мне договорить, спросил отец.
Он был спокоен. И меня это несколько удивило. Я ждала нервной сцены и даже, может быть, скандала.
— Не было бы того, что сейчас произошло, — отвечаю ему в тон.
— Понятно. Что тебе сказали? — продолжал допрашивать меня отец.
— Сказали, что правильно сделала.
— Допустим. А дальше?
— Дальше… видно будет.
— И что же ты там говорила?
— Все как есть. Не убавила, не прибавила,
— Понятно. И что теперь будет?
Я поняла. Отец там не был, иначе он не задал бы такого вопроса. Мы некоторое время шли молча.
— Во всяком случае лучше будет. Куда мы идем? — обращаюсь я к отцу.
— Куда хочешь, — отвечает он.
— Тогда пошли домой.
— Пошли, — соглашается отец.
— Письмо, конечно, оставила там?
— Разумеется.
— Понятно.
Мы повернули обратно. Идем и молчим.
— Кто разговаривал с тобой? — вдруг поинтересовался отец.
— Не поверишь, папа. Удивительное совпадение… Помнишь, я тебе рассказывала о лекторе-чекисте, который приводил пример с одним родственником, тоже оказавшимся, как и у нас, в Канаде и…
— Ну и что? — перебил меня отец.
Я с удовлетворением отметила про себя, что разговор на эту тему ему неприятен.
— Он и разговаривал со мной. Симпатичный такой дядечка.
«Интересно, о чем думает сейчас отец?» — мелькнуло у меня в голове.
— Ты прости нас, старых дураков, особенно меня, — как бы отвечая на мой вопрос, говорит он.
— Пусть это будет нам всем хорошим уроком, — ответила я и увидела, как сразу посветлело лицо отца.
Дома нас встретила мама вопросом:
— Куда это вы убежали? С ума можно сойти. Давайте ужинать. — Вид у нее бледный, под глазами синяки.
Сели за стол. Молча поели и разошлись каждый по своим местам.
На следующий день ходили с Виктором в кино. Думала, немного отвлекусь. Не получилось. События с дядей вывели из равновесия. И мне было не до кино. Виктор, чувствуя мое состояние, в душу не лез. Молодец. Лишь один раз поинтересовался:
— Надеюсь, ничего плохого не случилось?
«Надейся, надейся», — подумала я. Владимир Николаевич просил до времени не говорить Виктору о судьбе дяди. И я носила в своей душе нелегкий для меня обет молчания.
Тайник
Через месяц после того, как уехала Фани, я получил снова письмо. На сей раз по почте. С безобидным открытым содержанием. Опущено в Москве. Я ждал его. Насонов меня предупредил. Раз с агентом потеряны возможности общения, то разведка, если она по-прежнему заинтересована в нем, либо должна восстановить с агентом связь, либо прекратить ее. И вот тогда решится вопрос — выхожу ли я из игры или нет. Чекисты были уверены, Роджерс не должен остановиться на полпути. Слишком много было затрачено сил и средств. И они оказались правы. Мне дали прочесть текст расшифрованного тайнописного письма. Вот оно:
«Дорогой друг! Мы опечалены очень Вашим молчанием. Как же Вы так неосторожно обошлись со средствами обоюдной связи? Нам хочется подробно узнать, как произошло это. Мы обеспокоены Вашей безопасностью. Все ли у Вас в порядке? Посылаем Вам кодовые таблицы и шифрблокнот. Надеемся, вы не забыли, как ими пользоваться. Ждем Ваших сообщений о Фокине. Пожалуйста, как можно подробнее…»
Далее сообщалось, как найти тайник, какую и где после этого сделать пометку (указывалось место) о том, что тайник иною изъят. Письмо заканчивалось словами: «Желаем Вам удачи. Да поможет Вам бог».