– Умерла моя супруга, Михаил Дмитриевич. Ужо как три года.
Горчаков выразил соболезнования. Узнав причину приезда своего знакомого и бегло прочитав письмо военного министра, поданного Шороховым, Горчаков обещал помочь. Затем, приняв строгий вид, попросил офицеров заходить вовнутрь:
– Время, господа, пора начинать совет.
– Михаил Дмитриевич, не откажите в любезности присутствовать, коль сие возможно, – уже вслед князю произнёс Пётр Иванович.
– Будьте так любезны… – не оборачиваясь, бросил Горчаков.
Возле входа князь повернулся. Отыскав глазами Аниканова, пробурчал:
– И вы, капитан, извольте присутствовать, – затем он что-то ещё хотел сказать, но передумал…
В комнате, о чём-то шумно споря, уже находились несколько генералов, среди которых были исполняющий обязанности губернатора адмирал Новосильский и начальник штаба гарнизона Васильчиков. При появлении главнокомандующего все дружно замолчали. Но вот все расселись, совещание началось с короткой речи Горчакова.
– Господа, буду краток. Не мне вам рассказывать о создавшейся на сегодня обстановке, она весьма тяжёлая. Запасы пороха катастрофически уменьшаются, сена для лошадей может хватить лишь на месяц или полтора, не более. Больше семи месяцев мы держим осаду; армия устала, гарнизон защитников тоже. Сил нет смотреть на измученных горожан. А силы неприятеля только растут. По моим сведениям, их армия насчитывает до ста десяти тысяч солдат. У нас – меньше, примерно девяносто. Не думаю, что эти сведения точны, но и эти цифры впечатляют. И хотя моральный дух солдат позволяет мне сделать вывод об их стойкости и самоотверженности, долго так продолжаться не может. Назревает вопрос, господа: а дальше что?..
На последней фразе голос главнокомандующего дрогнул. Он хмурым взглядом обвёл присутствующих. Лица офицеров были напряжены. Генерал Липранди нервно теребил свой ус, полковник Козлянинов, слегка откинувшись на спинку стула, застыл, прикрыв глаза. В тревожном ожидании также застыли генералы Хрулёв и Семякин. Словно желая ответить на вопрос, князь Васильчиков даже встал со стула, нервно покусывая кончик уса.
Разглядывать остальных Горчаков не стал, и так понятно: офицеры волнуются, в страхе ожидая, что главнокомандующий произнесёт: «Господа, мы оставляем город…»
И только граф Остен-Сакен был спокоен. Не обращая внимания на разговоры коллег и доклад, он углубился в чтение лежавшей на его коленях записной книжки.
«Граф верен себе, не переживает. Зачем переживать, коль ответственности за армию на нём нет…» – с некоторой завистью подумал Горчаков.
Наконец, главнокомандующий продолжил:
– Итак, господа! Ныне настало время решить неотлагательно вопрос о предстоящем нам образе действий в Крыму: продолжать ли пассивную защиту Севастополя, стараясь только выигрывать время и не видя впереди определенного исхода, или же немедленно по прибытии ожидаемого нами пополнения перейти в решительное наступление? Если, господа, наступать, то когда и где? Прошу высказать своё мнение на этот счёт.
Сказанное князем явно намекало присутствующим на то, что он уже сам ответил на заданный им же вопрос. По комнате прошелестел вздох облегчения.
– Фуф.. Не будем сдавать город. И на том благодарствуем, – прошептал на ухо Шорохову Аниканов.
Да не рассчитал, сказал довольно громко. Горчаков недовольно посмотрел в его сторону, но замечание делать не стал. Напряжение в комнате несколько спало.
Шорохов хотел было что-то спросить у Антона, но тут поднялся Остен-Сакен и, испросив разрешения у Горчакова, невозмутимым голосом произнёс:
– Ваше превосходительство, господа, весьма понимаю ваше желание прорвать наконец осаду Севастополя…
Барон Вревский одобрительно кивнул.
– Но… – многозначительно продолжил граф. – У нас, как в Севастополе, так и в полевой армии, стоящей у Чёрной речки, сил против союзников недостаточно, что и подтвердил Михаил Дмитриевич. Да, мы ожидаем подкрепления, однако не надо забывать, что его ждёт и неприятель. А потому, коль решимся на прорыв блокады, с какой бы стороны ни предпринять наступление: с Сапун-горы, Чёрной речки, Федюхиных высот или прямо из Севастополя, – перевес всё равно останется на стороне противника.
Граф оглядел комнату. Офицеры слушали его внимательно, а князь Горчаков – нет, он тихо разговаривал с посланцем императора, а тот, тыкая пальцем в свой листок с какими-то данными, в чём-то убеждал генерала. Горчаков, видимо, соглашался и кивал головой.