— Да как вы посмели? — гневно зашипела на меня женщина. — Я никогда в жизни ничего чужого не трогала. Не так воспитана! Вы, верно, привыкли иметь дело только с преступниками.
— Сядьте! — повысил я голос, вскакивая и силой усаживая Аэлиту на место. Подождав, пока она успокоится, сказал: — Еще раз повторю — помогать можно лишь тем, кто сам желает себе помощи. А вы, вместо того, чтобы сказать правду, закатываете истерику.
— Мне больно, — пожаловалась женщина.
А я, оказывается, слишком сильно ухватил ее за руку.
— Простите, — смущенно сказал я. — Немного не рассчитал. — Сделав вид, что мне ужасно стыдно — ну, на самом-то деле было всего лишь неловко, сказал: — Прошу прощения за грубость. А что касается предположения, это только гипотетично. Я же ни в чем вас не обвинял. Как раз наоборот, высказал предположение, что такая девушка, как вы, не способны на преступление. Но что-то вы скрываете.
— А теперь вы снова пытаетесь меня оскорбить, — поджала губы Аэлита.
Вот теперь я чуть не завыл. Нет, надо отсюда уматывать, пока я инфаркт с этой взбалмошной дамочкой не получил. А мне еще не хватало сердечного приступа. Сдержав внутри справедливое желание просто обматерить дамочку, отправив ее по известному адресу, но не стал, поэтому, как учат умные люди, мысленно посчитал до десяти, а потом встал со своего места:
— Мы с вами друг друга не понимаем. Так что, простите еще раз, но я пойду. А Ольге… то есть, Ольге Васильевне передайте, что ее знакомый сыщик просто дурак и хам, как и все остальные.
А вот теперь уже Аэлита схватила меня за руку.
— Я не хотела вас обидеть. Но вы, назвав меня девушкой, подчеркнули мой возраст, а это дурной тон.
Ну елки зеленые! Опять вляпался. Забыл, что я не в двадцать первом веке, где девушками именуют всех женщин, а в семидесятых, где женщин называют женщинами, без всяких выкрутасов.
Но извиняться не стану. Надоело. Сейчас скажу что-нибудь из цикла про поручика Ржевского, и уйду. Но упавшая с Марса все-таки взяла себя в руки.
— Алексей Николаевич, у меня пока только подозрения. Право слово — я не могу сказать ничего определенного.
— Как скажете, — покладисто согласился я. — Запишите мой телефон. Или, еще проще — возьмите его у Ольги Васильевны. Как созреете до нормального разговора — звоните. А пока — имею честь откланяться.
Ничего себе хватил, подумал я тут же. Имею честь, да ещё и откланяться. Во как! Никогда так не выражался. Оказывается, благовоспитанность — штука заразная. Причём мгновенно. Всего десяток минут пообщались — и на тебе!
Демонстрируя намерение встать и уйти, я тихонько наблюдал за собеседницей. А она изо всех сил старалась сохранить привычно непроницаемое выражение лица. Только это получалось не очень. Досада, сожаление, стремление начать говорить и сомнение, а надо ли — всё вместе и даже ещё что-то, чего я расшифровать не мог, присутствовало на лице марсианки.
Наконец, она решилась, поднялась со скамейки и поплыла прочь от меня, едва кивнув головой: Прощайте!
Вот и поговорили. Не видать мне теперь куриной печёнки. И не только её, пожалуй. Однако, что мы имеем? А имеем мы нечто такое, что реально тревожит нашу марсианку, ведь не буковок же на бумажке она испугалась. С другой стороны, а зачем пугать человека таким дурацким способом? Девяносто девять человек из ста пустят эту макулатуру на растопку и забудут о ней быстрее, чем она прогорит в печке. А вот как поведёт себя сотый? А сотый испугается и предпримет какие-то действия. Может быть на это и рассчитывает наш пугатель? Если, конечно, это не простое совпадение, и мы не имеем дело с дурацкой шалостью каких-нибудь анти-тимуровцев.
Наблюдая за удаляющейся дамой, я вдруг совершенно против воли отметил её точёную фигурку. Мысленно примерил на неё мини-юбочку и остался весьма доволен таким экспериментом. А может всё-таки бой-френд? Такой запоздалый и такой желанный, и что-то у них пошло не так? Поэтому и не рассказывается вся история целиком?
Я тут же отогнал от себя такие мысли. Чтобы у этой селёдки — и тайный друг? Да он же на её косе удавится ещё на первой встрече.
Нет, решительно сказал я себе, любовную линию мы рассматривать не будем. И поднялся со скамейки, ещё не подозревая о своих заблуждениях.
Глава тринадцатая
Покушение на негодный объект
Вы, может быть, думаете, что главное дело сыщиков — раскрывать преступления? Наивные люди, начитавшиеся романов. Применительно к будущему я бы добавил: и насмотревшиеся сериалов. Главное занятие сыщиков — это писанина. Планы, отчеты, справки о проделанной работе (и о якобы проделанной — тоже), дела, которые кроме как начальству, и показать-то некому, потому что — ни-и-зя. Кроме того, всякие хлопоты, которые так и останутся пустой породой и никаких дивидендов (эка, хватил! Нет пока такого слова в народном обиходе) тебе не принесут. И вот уже потом сыщик сможет выкроить время, чтобы немножко пораскрывать преступлений и получить за это неизбежный разгром от начальства: что ж так мало?