А про форс-мажор меня Титан и научил. Услыхав такие слова, друг поймет, что особо уважительной причины отсутствовать у меня нет, но на некоторое время меня надо отболтать у начальника розыска, если потребуется, конечно, а там дальше видно будет. Когда мы разрабатывали эту придумку, я предложил кодовую фразу «Аллюр три креста». Титан сначала восхитился, но потом забраковал идею, сказав, что мы не лошади галопом скакать, да и слишком уж она яркая. Надо что-нибудь поскромнее и более отвечающее сути дела. Сошлись на «форс-мажоре».
Вернувшись к дому номер семнадцать, я выполнил ещё одно маленькое дельце, обследовав пути отступления, точнее говоря, бегства ночного гостя. И остался весьма доволен результатами своего исследования.
Тихонько вернулся в дом, заглянул за занавесочку. Аэлита по-прежнему спала, разметав по подушкам свои шикарные волосы. Умаялась, бедняжка. Да и мне можно теперь успеть ещё немного отдохнуть — заслужил. Однако на стуле не особо-то поспишь. В конце концов положил руки на стол, а голову на руки. Так я спать тоже умею.
В предсонном состоянии проскользнула мысль: если немного «зависну» в доме женщины, которую я, вполне возможно, спас от ограбления, то это я не «зависаю», а продолжаю выполнять свою нелегкую службу — защищаю гражданку СССР от посягательств на ее имущество, а то и жизнь со стороны неустановленного элемента, тем самым поднимаю в ее глазах авторитет советской милиции.
Гениальные мысли порой приходят именно во сне. Вот как-то так Менделеев открыл свою таблицу, удовлетворенно подумал я и окончательно вырубился. А разбудила меня уже Аэлита, и было как раз девять часов. Пора бы и позавтракать, а то и пообедать, а может быть поужинать… Что-то меня не туда понесло спросонок. Не иначе, пластилиновая ворона померещилась.
На завтрак у женщины с Марса была овсянка, сваренная на воде. Бр-рр. Хуже нее только перловка.
— Утренняя пища спортсменов и нравственных людей, — мрачно произнес я, принимаясь ковыряться в тарелке. Овсянка без сахара. И даже без соли.
— Сами придумали, Алексей Николаевич? — удивилась женщина.
А теперь настал черед удивляться мне.
— Это же из «Гиперболоида инженера Гарина», — вытаращился я, потом уточнил. — Когда Гарин стал диктатором и правителем половины мира, ему пришлось по утрам питаться овсянкой.
— Терпеть не могу Алексея Толстого, — поморщилась Аэлита.
— Так ты и «Аэлиту» не читала⁈
— Алексей Николаевич, мы с вами на брудершафт не пили…
Вот это она меня отбрила! Я чуть не подавился кашей. И ведь права по-своему. Чего-чего, а на брудершафт мы с ней точно не пили. Не до того как-то было. М-да, и ответить нечем.
Но я ошибался. Откуда-то из глубин памяти всплыли строки:
— И ночные слова так похожи порой
На дневные слова,
Но по-разному их говорят
И по-разному слушают их.
Моя «марсианка» густо покраснела. Я даже не ожидал, что брюнетки так могут. Брызни сейчас водой на лицо, и пар пойдёт.
Она быстро отвернулась и отошла к окну.
— Это ничего не значит, — тихо произнесла она. Или мне послышалось?
Почти минуту ничего не происходило. Потом какая-то новая мысль овладела Аэлитой. Это сразу стало заметно, когда она снова повернулась ко мне. От былой краски не осталось и следа, наоборот, лицо стало мертвенно бледным. Какое-то пигментное безобразие, прямо скажем, совсем как в мультике про бегемота, который боялся уколов.
— Алексей, — от волнения она даже забыла добавить отчество, — это же Галич!
И она продекламировала нараспев:
— Почему даже грубый асфальт
Пробивает былинка-трава,
Почему тает звёздная пыль
На губах и ресницах твоих.
— Ну и что, что Галич? — не сразу сообразил я.
— Так он же запрещённый!
Слово «запрещённый» Аэлита произнесла страшным шёпотом. Вот оно как! Не учёл, однако, да и не думал ни о чём таком, когда эти строчки всплыли откуда-то из глубин памяти. Точнее сказать, совсем о другом думал. А Галич? В моём позднем «прошлобудущем» Галич со своими наивными намёками и аллюзиями будет выглядеть совсем уж пресно и никаким ниспровергателем основ не окажется. В этом деле ему сто очков вперёд дадут тыщи новых ниспровергателей и безнаказанных критиков навроде Семёна Слепакова, например.
Но из ситуации выбираться как-то всё равно надо.
— Та-ак, — гнусаво протянул я с прокурорскими интонациями, — вот именно! Почему это вы, Аэлита Львовна, декламируете здесь стихи чуждых нам отщепенцев и пасквилянтов?