Рассказал мне это отец, а я ему вопрос: а где та схема, которую вы ночью рисовали? Ведь рисовали же? Он со словами, вот ведь заноза, достаёт из кармана смятый листок бумаги, показывает мне из своих рук — действительно, какая-то схемка — и рвёт на мелкие кусочки. Это, говорит, чтобы тебе всякая ерунда в голову не лезла. А то вознамеришься ещё клады искать.
Я у отца спрашиваю, а дед-то где? Уехал, говорит. Он, говорит, повидаться перед смертью заезжал. Уехал в свой Магадан.
С тех пор я на жизнь свою сквозь призму этой встречи смотреть начал. Вроде и не хочу так-то, а всё равно на это выходит. Иду с работы домой в наш «пенал», а сам думаю: там, наверное, и на кооператив[1] хватило бы. Получаю свои законные сто двадцать минус подоходный, минус бездетные[2] и опять про то, что там сокровища пропадают, мысли в голове крутятся. Познакомлюсь с девушкой, а в ресторан её сводить — уже проблема. Говорю, конечно, что я научный сотрудник, только упускаю, что младший. А мэнээсы у нас только для того, чтобы пробирки мыть да журналы заполнять. Ни уму, ни сердцу. И это за пять лет в институте. И перспективы никакой. А были бы деньги… Тут у меня фантазии, конечно, не хватало, но зато какое множество вариантов! И с девушками, и вообще…
И стал я этого Епанчина искать. В архивы писал, еще куда-то. Но тут облом. Узнал, что полковник Епанчин Лев пал смертью храбрых в боях под Новгородом, но у него осталась семья — жена Мария и дочь Аэлита. Вот, думаю, редкое имя у девки, отыщу, даже если замуж вышла. Стал дальше искать, но обнаружил, что Мария Епанчина умерла во время блокады, а дочь эвакуирована в Вологодскую область. А область большая!
Но тут, совершенно случайно, в нашей институтской библиотеке, а я в НИИ работаю, с библиотекаршей разговорился. И что-то мы об Алексее Толстом заговорили. А она вспомнила, что во время учебы у нее сокурсница была — Элька Епанчина, очень свое имя — Аэлита — не любила! И сокурсница как раз из Череповца!
Я это как знак судьбы расценил. Думаю, ведь всё сходится к тому, чтобы найти этот проклятый сундук. И этот шанс — именно для меня! А тут ещё мой отпуск подошёл.
Сказал родителям, что погощу у друга. Они его знали, как хорошего парня и беспокойства не проявили. А я на Московский вокзал — и в Череповец. Комнатенку около вокзала снял, за рубль в день, опять повезло, получается. Решил начать с центральной библиотеки, а там и искать не надо — прямо на стенде написано — заведующая фондами А. Л. Епанчина. Начал к тетке клинья подбивать — вроде бы, нравится она мне.
«Роберт» выдохся, и я, наконец, разрешил ему закурить.
— Скажи-ка мне, Алексей, — я, пожалуй, впервые назвал его настоящим именем, и он это оценил, — а к чему была вся эта эпопея с записками из газетных букв?
Тот усмехнулся.
— Ну как же! Библиотечная тётенька, синий чулок, жизнь, скорей всего, представляет по книгам. Вот и предложил ей то, чего должно в непрактичной душе отозваться в первую очередь. Напугается, а тут я — сильный, добрый и готовый помочь. Она уже и повелась на мои знаки внимания. Да-а… Но домой — ни в какую. Пришлось действовать по-другому. Так и узнал, что есть ещё одна Епанчина. Ну, а дальше вы знаете.
Мне стало жалко его добивать, но ведь обещал же по-честному.
— Этот схрон, кладом назвать его не могу, мы нашли исключительно благодаря тебе. Ты до конца был на шаг впереди. Только не гордись сильно, это не значит, что упреждал наши действия, а просто неосознанно вёл за собой. После кражи писем, например, которые и дали тебе знание о второй Епанчиной, стало совершенно понятно, где тебя искать. Хорошо, что успели вовремя и не позволили тебе наломать дров пострашнее. А ты мог бы, уж поверь мне.
Сидящий напротив меня парень сверкнул глазами. Похоже, он был со мной согласен.
— Мы восстановили схему на иконе, криминалистическая техника помогла, и расшифровали её. Нашлись люди, определившие место, ты бы мог и не найти. Остальное — дело техники, как говорится. Ты можешь мне не верить относительно содержимого сундука, но я тебе покажу ещё один документ.
Я протянул ему через стол бумагу, названную «Актом обнаружения предметов, могущих иметь историческую или иную краеведческую ценность». В ней было скрупулёзно перечислено всё: время, место, состав поисковой бригады, обнаруженные предметы, их количество. Всё это скреплено подписями и синей музейной печатью.
Задержанный внимательно прочитал документ и выжидающе посмотрел на меня. В глазах читалось примерно такое: а в тюрьму-то за что?