Другая причина противодействия гелиоцентризму, скорее всего, коренится в общем неприятии идей, намекающих на множественность обитаемых миров. В противоположность единомышленникам Платона и Аристотеля, отстаивавшим идею божественного творения единственной в своем роде Земли, греческие мыслители наподобие Демокрита и Эпикура предлагали модель реальности, основанную на представлении о неделимых частицах и пустоте – об атомах и пространстве. Тогдашние атомы были непохожи на атомы в современном понимании этого слова: они представляли собой философскую концепцию единиц материи, таких маленьких, что их нельзя было разглядеть, твердых, однородных внутри, разного размера, веса и формы, поскольку с их помощью приходилось описывать бесконечное множество структур. Идея атомов натолкнула этих философов на мысль, что Земля, возможно, не уникальна. Напротив, должно существовать бесчисленное множество обитаемых миров, заключенных в некоем абстрактном пространстве и времени (теперь-то нам понятно, что речь шла о параллельных Вселенных). Неудивительно, что идея множественности миров не пришлась по вкусу последователям платоновской или аристотелевской философской школы.
В итоге за несколько десятков лет после Аристарха множество естествоиспытателей предложили геоцентрическое «решение»[14], позволяющее объяснить досадно неудобное движение планет по небосводу и при этом сохранить уникальное центральное место Земли в мироздании. Их решение дилеммы движения светил, вероятно, зародилось почти век спустя после столкновения Аристарха и Аристотеля, на рубеже II века до н. э., когда эту идею выдвинул астроном и геометр Аполлоний Пергский. Позднее это объяснение было изложено в трудах Клавдия Птолемея. Грек Птолемей был римским гражданином и жил в Египте, который находился тогда под римским владычеством, примерно три века спустя после Аристарха. Он был выдающимся мыслителем, написавшим множество значительных трудов на самые разные темы, в том числе по астрономии, географии, астрологии и оптике. А главное – он оставил нам астрономический трактат, известный под названием «Альмагест»[15], который заложил основы космологических представлений, господствовавших в течение следующих 1400 лет.
Согласно системе Птолемея, Земля неподвижно закреплена в центре Вселенной. Вокруг нее движутся Луна, Меркурий, Венера, затем Солнце, а после него – Марс, Юпитер, Сатурн и неподвижный узор из звезд, и все это вращается по круговым орбитам. Чтобы привести эту конструкцию в соответствие с запутанными движениями, наблюдаемыми на небесах, Птолемей добавил хитроумную систему дополнительных движений по особым сферам, которые получили название «деференты» и «эпициклы». Парадоксально, но факт: их центр не совпадал с Землей (причем эта особенность, похоже, ускользала от внимания рьяных геоцентристов на протяжении всех этих столетий).
Согласно изобретательной модели Птолемея, планеты и Солнце двигались по относительно небольшим идеальным окружностям – эпициклам, которые, в свою очередь, двигались по деферентам большего радиуса, а те вращались вокруг некоей точки, не совпадающей с Землей. Конечный результат в общем и целом обеспечивал объяснение всех петель и зигзагов, которые описывают светила.
Рис. 2. Упрощенная схема геометрической конструкции, при помощи которой Птолемей объяснял движения светил согласно геоцентрической модели. Марс следует по круглой орбите вокруг малого эпицикла, которая, в свою очередь, движется по более масштабному круглому деференту. В результате нам кажется, будто Марс описывает на небосводе зигзаги и при этом то приближается, то удаляется от Земли.
Для этого требовалось, чтобы система Птолемея очень точно соответствовала данным наблюдений за светилами. Поэтому Птолемей тщательнейшим образом вычислил размеры и местоположение на небосклоне всех до единого деферентов и эпициклов, дабы предельно приблизить модель к реальным извилистым тропам известных светил.
Но даже при столь тонкой подгонке в системе таились погрешности: с годами астрономы то тут, то там выявляли расхождения[16] со своими наблюдениями. Планеты либо спешили, либо опаздывали занять предсказанное место на небесах, правда, эти погрешности были так малы, что почти никого не настораживали. Налицо была вполне приемлемая модель мироздания и движения Солнца, Луны и планет – геоцентрическая, основанная на незыблемых постулатах геометрии, совпадающая с представлениями великих философов древности. Эта модель в равной мере устраивала и математиков, и богословов.
14
Истории, рассказанные в этой главе, во многом почерпнуты из обстоятельного и достойного труда
15
Перевод «Альмагеста» Птолемея на современный английский см. «Ptolemy’s Almagest», trahslated and annotated by G. J. Toomer. Princeton: Princeton University Press, 1998. Название пришло из арабского языка, а там, в свою очередь, произошло от древнегреческого слова, означающего «величайший». Трактат известен также под латинским названием «Syntaxis mathematica».
16
Как мы увидим, в частности, проблема состояла в том, что планеты не оказывались в нужном месте в нужное время, а модель Птолемея предполагала, что все движение по эпициклам и деферентам происходит с постоянной скоростью.