Петра сказала, что Уинстон психологически оставался ребенком, и я не должна обманываться внешностью взрослого мужчины. Она сказала, что он не понимает, что значит нести ответственность за других людей и ставить потребности своей семьи выше своих собственных. Невозможно спорить, учитывая состояние наших дел на момент расставания. Но самая большая проблема Уинстона — его настоящая проблема в моем понимании — заключалась в том, что он не понимал концепции отсроченного удовлетворения. Когда Уинстон чего-то хотел, он шел и получал это. Даже если он истратит на это последний пенс, он всегда найдет выход.
Стоявший передо мной трюковый велосипед был его новой игрушкой. Уистону было сорок три года, он не работал, жил с матерью, и чем он занимался? Катался на велосипеде.
Уинстон считал Петру мученицей. Он говорил, что ей нравится усложнять жизнь себе, а заодно и всем вокруг. Он посмотрел на меня:
— Значит, Нью-Йорк, — сказал он.
— Да.
— А я думал, что Петра предпочла бы две недели на шезлонге по системе «все включено».
Я промолчала.
— Как Винс? В порядке? — спросил он.
Я кивнула.
— Я давно его не видел.
— Винс в порядке, Уинстон, — ответила я.
— Бедняга, — сказал он.
Вот как Уинстон называл мужа Петры: «Винс, бедняга». Как будто тот заболел оспой или пережил ужасную трагедию. Когда мы с Уинстоном были вместе, мне все время приходилось объяснять людям, что у «бедняги Винса» на самом деле все в порядке, даже замечательно, просто он… муж Петры.
— Уинстон, — резко сказала я, потеряв терпение, — ты позаботишься о моем сыне или нет?
— Я забочусь о нашем сыне в следующие выходные, как мы и договорились. На завтра у меня свои планы. Я могу быть дома, а могу и не прийти. Еще не знаю.
— С кем ты встречаешься? Опять с какими-нибудь малолетками?
Он поставил баллончик.
— А с кем ты встречаешься, Роз?
— Ни с кем! Я ни с кем, бл*, не встречаюсь! Ты знаешь, что мне не до того. А если бы и встречалась…
— Роз, — сказал он, улыбаясь, — расслабься. Ты свободная женщина, можешь встречаться, с кем хочешь. Даже хорошо, если переключишься на кого-нибудь другого. Хоть перестанешь выносить мне мозг.
— Иди в жопу, Уинстон.
Он засмеялся, и начал крутить педали велосипеда назад, чтобы проверить плавность хода цепи.
— Мне нравится, когда ты ругаешься, Роз. Это так сексуально. Пошли меня еще разок, это напоминает мне, как мы классно трахались после большой ссоры. Помнишь, как мы в Айра-Форс у водопада…
Его слова затихли, а выражение лица стало задумчивым.
— Да пошел ты!
Я схватила сумку и пошла в гостиную за Джорджем. Он смотрел там телевизор.
— Роз, Роз, — Уинстон положил руку мне на плечо. Ты что, шуток не понимаешь? Конечно, я его заберу. Просто хотел немного взбодрить тебя.
Я отбросила его руку и посмотрела ему в глаза:
— Когда-нибудь ты повзрослеешь, но будет поздно.
— Ну, не злись.
— Это ты меня злишь. Господи… — сказала я и закрыла глаза.
Отвернувшись от него, я оперлась ладонями о столешницу и сделала глубокий вдох. Передо мной аккуратным рядком были выложены овощи. Одна большая луковица, две морковки, ветка сельдерея и шесть больших картофелин. Четверг, подумала я, и передо мной возник образ матери Уинстона в пластиковом фартуке. Независимо от погоды и времени года четверг был днем пастушьего пирога. Незыблемая рутина, на которой держалась вся жизнь Дайлис.
— Я сейчас под большим прессингом, — наконец сказала я Уинстону.
— Напрасно ты так много на себя берешь. И все же, — добавил он, когда в кухню вошел Джордж, — ты скажешь мне, куда идешь?
Я принялась копаться в сумочке, делая вид, что ищу ключи от машины.
— Я уже сказала, это работа.
Я подняла голову, Уинстон смотрел на меня со скептической ухмылкой.
— Ну, да, — повторил он. — Работа.
Он достал из кармана фунтовую монету и отдал ее Джорджу.
— Слушайся маму, — сказал он.
Предупреждение: если когда-нибудь окажетесь на моем месте, не читайте откровений девушек из эскорт-агентств. Вы запаникуете.
Конечно «Интимный дневник девушки по вызову» Бель де Жур, был не самым подходящим руководством, чтобы войти в тему, но ничего более подходящего в читальне Уиндермира не нашлось. Я добралась только до четвертой главы, чтобы понять, что мое определение «нормального» явно не применимо к значительной группе населения. Я закрыла грязную книжонку и вернула ее на полку. Оставалось только надеяться, что, когда Скотт Элиас сказал, что он не хочет ничего странного, он действительно имел это в виду. Затем я вернулась домой, приняла душ и попыталась заснуть.