— Поговорим, — предложил Либерман.
— No hablo[43] по-английски, — ответил Мадера.
— Виепо, — сказал Либерман. — Entonces vamos а hablar in Español. Yo necesito a practicar[44].
— Только не со мной. У тебя говенный испанский.
— Я знаю, — сказал Либерман. — Ты стрелял в полицейского в своем доме?
— Нет.
Мадера допил колу и теперь жевал кубики льда.
— Почему я должен тебе верить? Ты пришел домой, обнаружил какого-то человека в спальне своей сестры и застрелил его. Это вполне понятно.
— Я не стрелял в него. Сам увидишь. Пули не подойдут к моему пистолету. Я в таких делах понимаю.
Мадера выглядел недостаточно сообразительным, чтобы вести игру. Пуля была только одна, и ее забрал стрелок.
— И еще, — продолжал Хосе, — если б я в него стрелял, я бы сказал. Про меня бы все узнали, вот. Ты сказал, будто я стрелял в парня, которого увидел у себя дома. Вроде как не знал, что это коп. Но скажу тебе по секрету: я любого копа сразу бы узнал.
— И ты говоришь это копу? — напомнил ему Либерман.
Мадера пожал плечами. Он прикончил кубики льда и взялся за бумажный стаканчик, отрывая от него зубами клочки и выплевывая их на пол.
— А что ты мне сделаешь? — спросил Мадера. — Я малолетка. Я и за убийство первой степени получу трояк — и на волю. Приведи-ка мне адвоката, приятель.
— Я знал твою сестру, — сказал Либерман.
— Ну и хрень ты несешь! — Мадера сплюнул клочок бумаги в сторону Либермана.
— Она время от времени давала мне информацию. Я хочу выяснить, кто ее убил, — сказал Либерман, не повышая голоса.
— Говорю же — полная хрень, — повторил Хосе.
— Где твоя другая сестра, Гваделупе?
— Может, в Китае, может, мертвая, кто ж ее знает?
Мадера теперь подпрыгивал на стуле, оглядываясь вокруг, как будто стены сближались и грозили его раздавить.
— Где твоя мать? — спокойно спросил Либерман.
— А где твоя?
— Ладно, — сказал Эйб, — Возвращайся в клетку. Но у меня есть для тебя кое-что. В штате Иллинойс пятнадцатилетний может быть осужден за тяжкое преступление наравне со взрослым, а моему шефу нужен козел отпущения. И мне нужен козел отпущения. Мой напарник — тот самый полицейский, которого подстрелили. И еще: ни судьи, ни присяжные не любят тех, кто убивает полицейских.
Мадеру, похоже, загнали в угол. Он крутил головой и дергал запястьями, его глаза горели яростью. Наручники звенели. Либерман не мог понять, наблюдает ли он приступ безумия или действие наркотиков.
— Фрэнк, — заговорил Хосе Мадера. — Его зовут Фрэнк. Она сказала Лупе, что должен прийти Фрэнк. Она собиралась уезжать. Я сказал ей, что зубами порву рожу этому Фрэнку. — Мадера оскалил зубы — крупные, желтые, гнилые.
— Лупе? — спросил Либерман. — Гваделупе, вторая твоя сестра? Она в Чикаго?
Теперь Хосе раскачивался на стуле и, не раскрывая рта, издавал звуки, похожие на жужжание. Нестор Бриггс, все еще с телефонной трубка у уха, оглянулся. Либерман покачал головой, показывая, что в помощи не нуждается.
— Тебе лучше вернуться в камеру, — сказал он, вставая.
Мадера продолжал раскачиваться.
— Хосе, levantase[45].
Мадера вскочил со стула и бросился на Либермана. Тот был к этому готов, но Хосе почти удалось сбить его с ног. Либерман сделал шаг вправо, причем колени лишь робко пообещали ему разогнуться попозже. Мадера в полете ударил его плечом по ноге. Либерман отступил, и подросток врезался головой в стул и растянулся на полу. Либерман достал пистолет и направил его на Мадеру. Нестор Бриггс уже стоял рядом с оружием в руках.
Хосе Мадера с воплем повернулся. Удар рассек ему лоб, кровь заливала лицо. Такую рану придется зашивать, и швов будет масса.
— Пристрелите меня, — сказал Мадера.
Нестор Бриггс начал медленно обходить парня справа.
Кровь попала Хосе в рот и окрасила зубы. Пока он вставал на колени, Нестор Бриггс подошел к нему сзади.
— Пристрелите меня, — закричал Мадера, подняв скованные руки над головой.
Он явно приготовился к нападению. И Либерман знал, что не сможет выстрелить. Эйб не мог стрелять в пятнадцатилетнего подростка в наручниках.
— Хосе, — сказал Либерман, напустив на себя выражение скуки и вложив пистолет в кобуру, — ты знаешь, что такое поц? — На столе Нестора Бриггса зазвонил телефон. Мадера замешкался. — Что такое поц? — повторил Либерман, покачивая головой от удивления перед глупостью мальчишки. — Поц — это ты. Стоишь там, как… поц. Даже не знаю, можешь ли ты на что-нибудь надеяться. Вали обратно в клетку. Мне надо отлить.