— И вот мой совет, — сказал Смок Вентворту. — Эти люди быстро поправляются. Через неделю мы с Малышом тронемся в путь, так что защищать вас будет некому, когда они примутся за вас. Снимайтесь отсюда. До Доусона восемнадцать дней пути.
— Собирай пожитки, Эмос, — прибавил Малыш. — Не то моя расправа покажется тебе безделицей по сравнению с тем, что сделают с тобой эти выздоравливающие.
— Джентльмены, выслушайте меня, молю вас, — хныкал Вентворт. — Я чужой в этих краях. Я не знаю здешних дорог. Я заблужусь. Позвольте мне ехать с вами. Я дам вам тысячу долларов, если вы позволите мне ехать с вами.
— Ладно, — злорадно ухмыльнулся Смок. — Если Малыш согласится.
— Кто? Я? — Малыш выпрямился с величайшим усилием. — Я — ничтожество. Я — червяк, гусеница, брат головастика, мухин сын. Я не боюсь и не стыжусь ничего, что ползает и копошится на земле. Но путешествовать с этой ошибкой мироздания? Отойди, человек! Меня тошнит.
И Эмос Вентворт удалился, один как перст, волоча сани с продовольствием, рассчитанным до Доусона. Не успел он пройти милю, как его нагнал Малыш.
— Эй, ты, пойди сюда, — приветствовал он Эмоса. — Поближе! Так. Вытряхивай!
— Я не понимаю… — пискнул Вентворт, содрогаясь при воспоминании о двух затрещинах, полученных им от Малыша.
— А тысяча долларов, это ты понимаешь? Тысяча долларов, которую Смок заплатил тебе за ту картофелину? Ну, живо!
Вентворт молча передал ему мешочек.
— Я надеюсь, что тебя укусит хорек и ты сдохнешь от бешенства, — было напутственное слово Малыша.
1911