Ошибка Нострадамуса

Разошлись под утро, фабричный рабочий запер дверь своим ключом, а Юра там остался.

На следующий день, уже к вечеру, владелец ключа должен был там что-то делать. Он открыл дверь — и обалдел. Юра сидел на одном из ящиков и истерически рыдал. У него оказался тяжелейший нервный срыв. Дело в том, что, очнувшись, он решил, что умер и попал в ад для алкоголиков. Выйти нельзя. Вокруг полно бутылок — а выпить нечего. И в таком месте придется вечность проводить. Жуть…

Волк

Стихотворение о волке имеет свою историю. Примерно за месяц до моего отъезда из России я попал на какую-то тусовку в студенческом общежитии. В неказистую комнатушку набилось человек двадцать. Курили, до хрипоты о чем-то спорили, что-то пели и, разумеется, читали стихи. Пили дешевое крепленое вино. В какой-то момент встал парень, невысокий, но ладный, поднял руку и сказал громко: «Ша!»

И все замолчали. И тогда он прочел своего «Волка». Я тогда мог запоминать стихи прямо с голоса и, придя домой, сразу записал их. Но почему-то не выяснил, кто их автор. Так это и осталось загадкой для меня. Стихи поразительны по своей взрывчатой импрессии и интенсивности чувства. Они ничуть не уступают знаменитому «Волку» Есенина.

* * *

Он был проклятьем этих мест,
В его следах дымилась кровь,
Над ним давно нависла месть
Стальных берданочных стволов.
Не знал себе он равных в драке,
Всегда расчетливый и злой.
В конуры прятались собаки,
Услышав хриплый волчий вой.
Он рвал флажки, не брал отравы,
На все капканы он чихал,
И был увенчан высшей славой,
Как оборотень и нахал.
Но пуля цель свою настигла,
И телом волк стальным обмяк,
И эхо выстрела по иглам
Скатилось в гулкий буерак.
А он все полз, напрягши плечи,
Чтоб грызть врага живую кость.
Пока в упор заряд картечи
Ему полчерепа не снес.
Храпели кони, глаз скосивши,
Собачий жаркий лай затих,
И за санями стыли вишни
Тяжелых капель кровяных.
Трепались по ветру попоны,
Собаки жадно грызли наст,
На них с саней глядел зеленый
Остекленевший волчий глаз.
Победно цокали подковы.
Собаки! Сукины сыны!
Им невдомек, что брата крови
Сегодня предали они.

История одной болезни

Памяти Аркадия Аверченко

Актриса Ирина Алферова сказала в интервью, что она любит Путина и готова идти за ним куда угодно.

Известная актриса Ирина Алферова, когда-то первая красавица страны, не утратившая с возрастом былого шарма, вошла рано утром в кабинет к мужу Сергею с трагическим выражением лица. Она была в халате, непричесанная и несчастная.

— Что с тобой? — спросил муж.

— Сережа, я, кажется, заболела. — Только не пугайся, пожалуйста. Дело в том, что мне стал нравиться Путин.

— Быть такого не может! — ахнул муж. — Только этого нам не хватало! Ты просто устала. Мы съездим на курорт. Ты отдохнешь, и это пройдет.

— В Крым? — с надеждой спрсила Ирина.

— Ну, почему же обязательно в Крым?

— Потому что Крымнаш! Ах, Сережа, как он произнес эти слова! Каким дивным светом сверкнули при этом его глаза…

— Успокойся, Ира. И давно это у тебя?

— С тех пор, как я, случайно включив телевизор, услышала, как он сказал: «Мы будем мочить их в сортире». Во мне словно что-то оборвалось. Голова закружилась, и я чуть не потеряла сознание. Боже мой! Мною овладел гибельный восторг. Я почувствовала, что пропадаю.

Ирина заплакала. Муж нежно обнял ее и отвел в кровать. Дал ей рюмку коньяка, и она уснула.

Когда она пробудилась, было уже утро. У ее кровати стояли Сергей и врач-психиатр. Лица у них были встревоженные.

— Ну-с, как мы себя чувствуем? — спросил врач.

— Плохо, доктор. Я вновь переживала во сне пронзительное Его заявление о том, что мы будем спасать всех русских, где бы они ни находились. Не только на Украине, но даже на Аляске. Ах, какая судорога восторга и вдохновения прошла по его лицу! Он был так прекрасен!

— Что будем делать? — шепотом спросил муж.

— Скверно, — сказал врач. — Болезнь прогрессирует. Нужны сильнодействующие средства. Необходимо удалить радио и телевизор. Никаких газет! Читайте ей вслух «Остров Крым» Аксенова. Я через два дня вас навещу.