Колотя лошадь пятками и ружьем, я погнал ее к реке, но не к тому крутому обрыву, с которого прыгнул Батист, а наискось, к мысу, врезавшемуся в Миссури неподалеку от устья Ракушки. На берегу я остановил лошадь и посмотрел вниз; у самой воды росли ивы, почва была болотистая; я понял, что увязну здесь вместе с лошадью.
Я оглянулся. Индейцы, спустившиеся с холмов, приостановились, но отряд, надвигавшийся со стороны реки Ракушки, бежал прямо на меня. Теперь между двумя отрядами образовался широкий прорыв. Круто повернув лошадь, я поскакал прочь от реки, на юг, к прорыву. Оба отряда тотчас же угадали мое намерение и попытались сомкнуть ряды. Безжалостно колотил я лошадь; она словно понимала, чего я от нее жду, и скакала во весь опор. Расстояние между двумя отрядами было шагов триста, а меня отделяли от прорыва четыреста шагов, но лошадь моя бежала гораздо быстрее, чем враги.
Громкими криками индейцы подбодряли друг друга. Я видел их раскрашенные лица, их блестящие глаза.
Расстояние между отрядами уменьшалось. Индейцы открыли по мне стрельбу, но я даже не пытался стрелять. Ненависти к врагам я не чувствовал, мне было страшно.
Я понимал, что им меня не догнать. Низко пригнулся я к шее лошади, чтобы не служить мишенью. С обеих сторон гремели выстрелы, жужжали стрелы. Одна стрела ударилась в мое ружье, отскочила от него и оцарапала мне руку. И в эту минуту я проскочил между двумя отрядами.
Долго еще я понукал лошадь, пока не сообразил, что опасность миновала, Тогда я повернул к речонке Ракукше, переправился через нее и поскакал по берегу Миссури навстречу габаре.
Завидев меня, кордельеры догадались, что дело неладно, и остановились. Суденышко пристало к берегу, и я верхом въехал прямо на палубу. Я был так испуган, что едва мог говорить. Выслушав мой бессвязный рассказ, дядя приказал всем кордельерам подняться на борт; через несколько минут мы пересекли реку, и кордельеры, высадившись на противоположный берег, снова взялись за бечеву.
Румвой, старый, испытанный работник, шел впереди разведчиком, а дядя Уэсли занял его место у руля. Наново зарядили пушку, и подле нее поставили одного из гребцов. Я с тревогой думал о Батисте. Дядя меня успокаивал, но я был уверен, что больше мы его не увидим.
Часа через два мы подплыли к острову, лежавшему против устья Ракушки, и вдруг — о чудо — из кустов, окаймлявших остров, вышел Батист; знаками он просил взять его на борт. Дядя послал за ним ялик. Поднявшись на палубу, он бросился ко мне, обнял меня и, похлопав по спине, воскликнул:
— Храбрый мальчуган! Ну что? Цел и невредим? Отделался царапиной на руке? Пустяки! Расскажи-ка мне, как тебе удалось спастись.
Но в эту минуту к охотнику подошел дядя Уэсли, и мне пришлось отложить рассказ о моих приключениях. Позднее я узнал от Батиста, что на нас напали индейцы племени кри, двигавшиеся, по-видимому, на юг, чтобы напасть на индейцев кроу и отнять у них лошадей.
Мы миновали остров. Батист показал мне высокий утес, с которого он прыгнул в реку. Вдруг из кустов у края пропасти выбежали индейцы и стали в нас стрелять. Но мы находились на расстоянии трехсот-четырехсот шагов от утеса, и пули не попадали в цель.
Дядя Уэсли бросился к пушке, повернул ее дулом к берегу и выстрелил. Немало картечи упало в воду или взрыло крутой склон оврага, но все же часть ее попала в самую гущу неприятельского отряда. Индейцы ударились в бегство, и больше мы их не видели.
Выше устья реки Иеллоустон начинались так называемые «бесплодные земли». С каждым пройденным нами километром берега становились величественнее и живописнее. На меня такое сильное впечатление производили грандиозные утесы, что я был буквально подавлен и не мог оторвать глаз от берегов. За каждым поворотом реки появлялись белые и серые замки, поднимавшиеся высоко над потолком, чудовищные купола и башни, созданные самой природой из выветрившегося песчаника. Казалось, мы плывем мимо средневековых городов; вот-вот — ждал я — из дверей башен и замков выйдут мужчины и женщины в средневековых костюмах.
В форт Бентон мы прибыли ровно через три месяца. В нашу честь подняли флаг и выстрелили из пушки. Служащие форта, а также пять тысяч индейцев племени черноногих толпились на берегу.
Никогда не видел я такого множества индейцев. Мужчины и женщины были высокого роста и очень красивы. Я заметил, что одежда их сделана из дубленой кожи, а длинные волосы аккуратно заплетены в косы. Многие, здороваясь с дядей Уэсли, пожимали ему руки и, казалось, рады были его видеть.