— Много лет назад, — сказал мне кацик, — здесь, в этой долине, и в других горных долинах жили наши предки тэва. Конечно, и потомки их остались бы здесь, если бы не напали на них навахи и апаши. Эти дикие племена пришли с севера и стали воевать с мирным народом тэва. С горных вершин они стреляли в людей, работавших на поле, сбрасывали с гор каменные глыбы на дома, лепившиеся у подножья скал. Кончилось тем, что тэва вынуждены были уйти отсюда. Вот почему эта плодородная долина стала необитаемой.
— Горько мне думать, что навахи — мое родное племя! — воскликнул я.
— Но теперь ты тэва, настоящий тэва! — перебила меня Келемана.
— Да, и ты и Одинокий Утес стали настоящими тэва, — сказал старый кацик. — Я знаю, что вы оба никогда не будете обижать мирных людей.
Одинокий Утес улыбнулся и закивал головой, и у меня тоже стало легче на душе.
Кутова, Потоша и брат пошли на охоту, а мы с Начитимой и летним кациком отправились в киву Оперенной змеи, выстроенную Древним народом в большой пещере. Крыша кивы давно провалилась, часть стены рухнула, но кое-где еще сохранились изображения Оперенной змеи и отца Солнца, нарисованные на стене красной и желтой красками.
Старый кацик остался в киве, а я с Начитимой поднялся по узкой крутой тропинке на вершину скалы. Здесь, у самого края пропасти, находилась западня для орлов. Это был четырехугольный сруб из подгнивших сосновых бревен; ветром давно снесло с него крышу. Мы остановились в нескольких шагах от сруба, и Начитима сказал мне, что это и есть западня Поаниу, хранительницы священной змеи. Здесь — и только здесь, над кивой Оперенной змеи, — ловят орлов для Поаниу.
Мы покрыли сруб новой крышей из тонких палок, хвороста и травы, затем Начитима подробно рассказал мне, что нужно делать, чтобы поймать орла.
На закате солнца мы спустились в долину и вернулись в старую пещеру. Наши охотники убили оленя, и мы поели оленины и маисовых лепешек.
Начитима разбудил меня незадолго до рассвета. Взяв ружье, я вместе с ним отправился в путь и на склоне горы убил большого индюка. Потом мы поднялись на скалу, где находился сруб, и крепко-накрепко привязали индюка к средней палке крыши. После этого Начитима разрезал ему грудь, обнажив сердце, и помазал кровью его перья. Отодвинув хворост, я влез в западню, а Начитима снова прикрыл отверстие ветками и, пожелав мне успеха, удалился.
Сквозь просветы в крыше виднелось небо, а между бревнами в срубе были щели, и я мог смотреть вниз, в долину. Вскоре я увидел Келеману и Чороману; они вышли на опушку леса, сели на берегу ручья и посмотрели вверх, на сруб. Еще накануне они мне обещали прийти сюда и ждать, пока мне не посчастливится поймать орла. Внезапно я почувствовал прилив любви к ним обеим. Я был уверен, что нет на свете женщин добрее и великодушнее, чем моя мать и будущая моя жена. И они меня любили — это я знал и был счастлив. Мне захотелось стать достойным их любви, ради них совершить великие подвиги.
Каркая, прилетел ворон, опустился на крышу сруба, посмотрел на индюка и направился к нему. Я просунул в отверстие прут, который дал мне Начитима, и ударил им птицу. Испуганный ворон вспорхнул и перелетел на ветку сосны, которая росла неподалеку. Оттуда он посмотрел вниз, на крышу сруба, словно старался угадать, кто его ударил. «Кра, кра!» каркал он, и вид у него был такой глупый, что я невольно расхохотался. Через несколько минут он вернулся: видно, очень хотелось ему полакомиться индюком. Тогда я еще раз сильно ударил его прутом, и он быстро улетел.
На сруб опустились сарычи и еще несколько серых хищных птиц, но ни одной из них я не позволил отведать лакомого кушанья. Они улетели и уселись на ветвях деревьев, которые росли у края пропасти. Я слышал, как они сердито кричали, словно спорили, кому из них лететь к срубу, чтобы узнать, кто их прогнал. Наконец одна из птиц — должно быть, самая смелая — снова опустилась на сруб, но я больно ударил ее, и больше она не повторяла своей попытки.
Эта возня с птицами меня позабавила и сократила часы ожидания. Было около полудня, когда над моей головой раздался какой-то гул. Начитима меня предупреждал, что этот шум возвещает приближение орла. Потом все стихло, и я увидел, что на край крыши опустилась большая птица. Это был орел. Сначала он сидел неподвижно. Мне было плохо видно его, но я догадывался, что он смотрит на индюка. Я затаил дыхание. Я боялся, что он услышит биение моего сердца. Со мной было мое ружье, и я мог бы легко его пристрелить, но Начитима объяснил мне, что тогда Поаниу не возьмет перьев. Орла я должен поймать живым и потом задушить. Я весь дрожал, пот лил с меня градом. Я пристально смотрел в отверстие крыши и ждал удобного случая.