И в известной степени под влиянием неотразимых чар и особенностей южной весны, когда человеческое сердце, вместе с распускающимися листьями, раскрывается для всего прекрасного и, подобно им, тянущимся к свету, стремится навстречу к добру, к счастью, и вере в возможность осуществления своих самых заветных желаний,— и мог иметь место случай в горах Кавказа, повесть о ноем пора уже начинать. Итак...
Глава 1.
Во второй год царствования Навуходоносора снились Навуходоносору сны, и возмутился дух его и сон удалился от него.
(Дан. 2:1).
...Был погожий апрельский денек 193.. года, один из тех дней, коими столь щедро наделена солнечная Армения. Минас Симонян, парторг одного из крупнейших колхозов7 в горах Зангезура8, медленно, опираясь на суковатую палку, брел по узкой тропе, кто змеилась вдоль берега небольшой, но быстрой речки, катящейся по самому дну горного ущелья. Был Минас высок и строен. Его похудевшее, бледное лицо, в рамке длинной и черной с проседью бороды, напоминало лицо аскета и для опытного глаза являлось отражением большой и многодавней внутренней борьбы, происходящей в этом человеке.
Впервые после длительной болезни, почти полгода продержавшей его в постели, решился Минас на такую дальнюю прогулку, не взирая на уговоры домашних не делать этого. Он уже порядочно отошел от селения, но, хотя ноги его, обутые в грубые чарухи,9 слегка дрожали от слабости, он, однако, не чувствовал усталости в это дивное весеннее утро. В душе его давно уже не было покоя, а сегодня с ним вообще творилось что-то странное. Началось с того, что прошлой ночью его душил кошмар. Ему чудилось, что огромный и аляповатый бюст Сталина, стоявший в комнате сельского парткома10, внезапно сорвавшись, свалился на него и придавил его стопудовой тяжестью. Хищно оскалившись из под усов, бюст вдруг ожил и откуда то взявшимися бронзовыми рунами стал душить Минаса за горло. Как ни силился, так и не сумел он освободиться из этой мертвой хватки и очнулся весь в поту, со свежим ощущением чьих-то холодных пальцев на своей шее.
Правда, Минас не придавал этому особого значения, объясняя все последствиями недавнего недуга, и лишь сердце его небывало замирало, как-бы в предчувствии какой то, нависшей над ним, беды.
Минас остановился, достал висевший у пояса широких и засаленных (из „чертовой кожи“11) шаровар грязный кисет с махоркой, скрутил из обрывка старой газеты „козью ножку“12 и стал высекать огонь с помощью куска кремня и обломка подковы. Понурив и приведя в порядок свои мысли, он продолжал путь, — куда? — он и сам не отдавал себе в том отчета, но что-то властно и против воли влекло его туда, в горы, подальше от дома.
Для характеристики нашего героя скажем, что он являл собой довольно распространенный тип „партийца поневоле“, чаще, пожалуй, попадающийся в захолустных сельских местностях. Он никогда не был правоверным коммунистом, даже и сделавшись парторгом. Никогда не отличался особой активностью, равно и особым умом, но зато, как старый николаевский служака, любил дисциплинированность и был исполнителен.
Тлетворное дыхание большевизма не сумело, однако, разложить самобытную и прямую от природы натуру Минаса. За годы своего пребывания в партии, он научился критически относиться но всем распоряжениям и „указаниям“, „спускаемым“ на „периферию“ с высот партийного Олимпа. Он всегда, если не с помощью рассудка, то подсознательно, путем собственной смекалки, столь присущей выходцам из деревни, безошибочно отыскивал в грудах трескучей словесной шелухи бесчисленных директив их истинную сущность, направленную против народа в целом и главное против крестьянства. Наблюдая жизнь партийной среды и ее верхов, вращающуюся вокруг шкурных интересов и подхалимства, он ясно чувствовал присутствие той незримой сети из лжи, боязни, взаимных доносов и бесчестных интриг, которая, начинаясь за стенами московского Кремля, черным саваном покрывала огромную страну.
7
Колхоз — коллективное хозяйство, являющееся ныне единственной формой землевладения в СССР. Насильственно проводимая коллективизация стоила жизни многих миллионов людей.
9
Чарухи — самодельная, примитивная обувь армянских крестьян, сшитая из сыромятной кожи. Соответствуют русским лаптям.
11
«Чортовой кожей» в СССР называют особый вид бумажной лоснящейся ткани, чрезвычайно прочной и относительно недорогой. За неимением лучшего, она широко принята в массах советского населения.
12
«Козья ножка» — скрученная из плотной бумаги конусообразная трубка, перегибаемая посредине и насыпаемая табаком. В виду недостатка папиросной бумаги, основная масса курящего советского населения пользуется старыми газетами и т. и. бумажным хламом.