Перикл внимательно посмотрел в лицо Девы Афины — на миг показалось, что ее алые, подкрашенным пурпуром (драгоценным соком, добытым из морских улиток-багрянок) губы чуть улыбнулись ему.
В храме, где еще до последнего мгновения слышалась тихая разноголосица, воцарилась полная тишина. Филет, глава следственной комиссии, член «совета пятисот», возгласил:
— Итак, Фидий, сын Хармида из Афин, управляющий строительными работами на Акрополе, скульптор, обвиняется своим помощником Меноном в том, что при сооружении статуи Афины Парфенос, установленной в этом храме, он присвоил себе талант[21]и четверть таланта отпущенного ему в распоряжение золота. Перикл, стратег Афин, обратился к народному собранию с просьбой не доводить дела до суда, так как он и Фидий легко могут доказать невиновность последнего. Каковы же ваши доказательства и где они?
Перикл отвечать не спешил. Он посмотрел на Менона, точно еще раз пытаясь понять, что подвигло того на откровенную клевету — зависть к непревзойденному Фидию или щедрые посулы тех, кто подговорил его на этот шаг? Скорее, последнее. Хотя, может быть, и то, и другое вместе. Менон, далеко небесталанный человек, сейчас вызывал в нем откровенное отвращение, которое Перикл по привычке искусно прятал. «Этот негодяй, который несколько дней просидел на площади, вознося молитвы богам, и надоел всем прохожим просьбой разрешить ему сделать безнаказанный донос на Фидия, похож сейчас на крысу, которую загнали в тупик, — подумал Перикл. — Зато в глазах Гликона, который покровительствовал клеветнику, так и горят торжествующие огоньки».
— Где же ваши доказательства? — с некоторым недоумением повторил Филет.
— В пяти шагах от тебя, — спокойным взмахом руки указал на статую Перикл.
Филет в удивлении поднял редкие рыжеватые брови:
— Поясни, пожалуйста, Перикл, что ты имеешь в виду?
— Я сделаю это незамедлительно, но сначала хочу еще раз уточнить: сколько золота было отпущено народным собранием на сооружение статуи Афины Парфенос?
Филет заглянул в свиток, хотя помнил цифру на память:
— Сорок четыре с половиной таланта.
— Аттического таланта? — полуутвердительно спросил Перикл, который, конечно же, тоже знал эту цифру назубок.
— Разумеется, вес определялся в аттических, а не эгинских талантах.
— Позволишь ли ты мне, достойнейший Филет, справиться у уважаемого Фидия: это соответствует истине?
Филет, переведя взгляд с Перикла на Фидия, кивнул в знак согласия.
— Да, правильно, — подтвердил скульптор.
— Прежде чем доказать, что обвинение величайшего скульптора Эллады, в чьей честности я абсолютно не сомневаюсь, высосано из пальца, хочу заметить, что весьма распространенное мнение, будто к рукам человека, у которого в распоряжении слиток золота, обязательно прилипнет хоть одна пылинка, не такое уж и верное. Дело в том, какие это руки — на чистых золото не остается.
— Мы высоко ценим твое красноречие, о, Перикл, но не пора ли перейти к делу?
— Твое нетерпение, Филет, мне понятно. Что ж, остается лишь взвесить золото.
— Каким образом? — изумился Филет, а враги Перикла, и в первую очередь Гликон, злорадно улыбнулись. — Ты хочешь разрушить эту безусловно замечательную статую, которая создавалась не один месяц и даже год?
21
Самая крупная весовая и денежно-счетная единица в Древней Греции. Аттический талант составлял 26,2 кг, эгинский — 36,2 кг.