Пробежавшись пальцами по подъему ступни, он принялся осторожно массировать лодыжку. Препятствие в виде тонкого капронового чулка раздражало Драко, потому что желание прикоснуться к её коже было невыносимее, чем когда-либо. Гермиона откинулась на спинку и блаженно выдохнула: сегодня с Роном творилось что-то необыкновенное. Мало того, что он так искусно ласкал её, так еще и прикидывался, будто не помнил того белья, чтобы заставить её описать все в деталях. Насладившись прикосновениями еще немного, Гермиона схватила перо.
«То самое, Рон. Черное, кружевное и очень развратное».
Некоторое время Драко тупо смотрел на свой листок, не желая верить своим глазам.
«Рон».
«Рон».
«Рон».
Чертов Уизли!
Не рассчитав силы из-за мгновенно вспыхнувшей ярости, он грубо сжал тонкую лодыжку пальцами, и Гермиона сдавленно охнула, привлекая внимание не только с чем-то там копошащегося Уизли, но и миссис Споуз. Все они смотрели на её нахмуренные брови с недоумением, и только Драко не знал, как ему следует реагировать.
Конечно, он с самого начала понимал, что эти прикосновения (скорее всего) предназначались не ему, но позволил себе окунуться в поток позорного самообмана. На какую-то секунду Малфой забыл, что Гермиона Грейнджер — чужая женщина, ведь её тело реагировало на его ласки так правильно, как будто только для них и было создано.
Соблазнять занятых леди было не в правилах Малфоев, и Драко искренне ненавидел тех мужчин, которые позволяли себе такие вольности. Но, даже понимая необходимость немедленно прекратить это безумие, он не мог отпустить её. Не мог — и все тут.
Очевидно, что Уизли был её недостоин, но Малфой наперед знал то, как могла бы ответить на это сама Грейнджер. Она бы сказала, что кому угодно, но не ему решать, кто кого достоин. …И все же Драко чувствовал, что он прав.
Посмотрев на Уизли, он понял, почему Гермиона так и не догадалась о своей фатальной ошибке. Руки рыжего недоумка также находились под столом, а глуповатое выражение лица, вероятно принятое Грейнджер за наслаждение, объяснялось присутствием в руках Уизли маггловской дряни под названием телефон. Драко с самого начала не одобрял проникновения немагических средств связи в волшебную среду, но разве его кто-то слушал? Теперь Уизли, тупо хмыкая, набирал кому-то длинные сообщения. Малфой прищурился и использовал невербальное заклятье приближения, чтобы различить слова.
«пупсик», «вечером», «возьми…», «…
бросишь её?»
Прочитанных отрывков было достаточно, чтобы понять суть дела. Драко разочарованно закатил глаза и снова перевел взгляд на Грейнджер. Она напряженно всматривалась в Рона, пытаясь понять, в чем дело.
— Грейнджер, — преодолев тяжелое оцепенение, прошептал Драко. — У тебя блузка расстегнута. Вот тут, — и ткнул пальцем себе в грудь. Гермиона отмерла и возмущенно запыхтела, принимаясь за вынутую из петли невербальной магией пуговицу.
Малфою был необходим этот маневр, чтобы отвлечь её от созерцания Уизли. Не тратя времени, он быстро нацарапал следующую фразу.
«Прости. Не смог сдержаться, представив тебя в этом».
Справившись с пуговицей, Гермиона рассеянно посмотрела на слова и поджала губы. Ею завладело смятение, а потому захотелось тут же свернуть всю эту авантюру.
«Ничего. Мне не стоило начинать».
Малфой чуть не заскрежетал зубами. Искоса наблюдая за движениями рук Уизли, он подтянул ногу Гермионы ближе и позволил носочку её ступни почувствовать его твердую плоть. Нельзя было закончить все сейчас. Драко подумал о том, что она должна была узнать, кого так нагло ласкала. Только немного позже.
«Тебе придется понести ответственность за это, маленькая шалунья».
Гермиона моргнула и поерзала на сиденье, пытаясь унять возникший между бедер зуд. Но на этом её искуситель не остановился.
«Хочешь все закончить?»
Она неосознанно помотала головой, не отрывая взгляда от бумаги, что было только на руку Малфою.
«Брось. Я знаю, что ты уже очень мокрая там».
Закусив губу, Гермиона судорожно выдохнула и неловко подняла глаза на Рона. Он продолжал смотреть вниз, предположительно туда, где его ладони уже вовсю прижимали её стопу к эрекции.
Малфой с жадностью ловил каждый неровный выдох Гермионы, потому что знал, что её дыхание сбивается из-за него и принадлежит тоже только ему. К счастью Драко, Грейнджер довольно скоро снова схватилась за перо.
«Угадал. Я готова взять ответственность. Встретимся в моем кабинете?»
Драко бросил торопливый взгляд на отчитывающегося перед министром начальника отдела и отметил, что тот уже заканчивает. Пора было спускать тормоза.
«Лучше в моем, милая. Хочу взять тебя на своем столе».
Малфой не упустил того факта, что у Уизли не было личного кабинета, но Гермиону, кажется, совсем ничего не смутило. Она продолжала осторожно стимулировать его своими пальчиками.
«Твой начальник просто заболел».
«Это не значит, что ты можешь называть его стол своим».
Драко чуть не расхохотался. Эта девчонка не переставала его удивлять.
«Вы мне дерзите, мисс Грейнджер?» — поспешно написал он, замечая, что министр уже отпускает финальный комментарий.
Гермиона находила странным то, что Рон внезапно стал таким искусным в словах соблазнения, но была настолько возбуждена, что старалась об этом не думать.
«Возможно… сэр? Или мне стоит назвать вас мистер…»
«Мистер М», — послание вспыхнуло, перекрывая недописанное сообщение Гермионы, и она ошеломленно уставилась на пергамент. Почему Рон решил назваться «Мистером М»? И когда он стал так искусен в магии?
— Мистер Рональд Уизли!
Бас Кингсли ударил громом по барабанным перепонкам. Все произошло слишком стремительно.
Раз.
Рональд вскакивает с места, у всех на виду убирая мобильник из рук в карман брюк.
Два.
Министр делает ему замечание и говорит, что подниматься совсем не обязательно.
Три.
Гермиона медленно бледнеет, опуская взгляд вниз, а потом неистово дергает ногу на себя, прекрасно понимая, что чьи-то горячие пальцы все еще массируют её лодыжку.
Четыре.
Улыбка Малфоя становится только шире, когда распахнутые карие глаза наконец находят его лукавый взгляд.
«Мистер М».
На какую-то секунду все в помещении застывает, и Гермиона чувствует, что задыхается. Её руки, вцепившиеся в столешницу, неистово дрожат, а из груди рвется отчаянное ругательство. Рон стоит с глупо открытым ртом, тоже замерев в этот момент обвала всей вселенной, и лишь когда Малфой, хмыкнув, тихонько щекочет ступню Гермионы и наконец разжимает пальцы, время вновь начинает свой ход.
Рон принимается сбивчиво читать доклад, миссис Споуз начинает ворчать, что всем уже давно пора ужинать, Министр кивает головой, словно болванчик, и только Малфой не перестает сверлить её пронзительно-серым взглядом. В голове Гермионы пустота, изредка прошиваемая грязными ругательствами.
«Только попробуй сбежать отсюда после собрания».
Прочитав новое сообщение, Гермиона немного пришла в себя благодаря вспыхнувшей злости.
«Мечтай дальше, козел».
«Я уже не «сэр»?»
«Прекрати, Малфой. Прекрати!»
«Не останешься на месте — расскажу все Уизли».
Грейнджер обиженно закусила губу и одним яростным движением смахнула со лба прядь волос. Малфой не смел её шантажировать! Не смел, не смел, просто не смел!
«Так что?»
«Ладно».
«Ладно, Мистер Малфой».
«Ты гадкий извращенец».
«Сама такая».
Не выдержав, Гермиона смяла лист и попыталась восстановить сбитое из-за бешенства дыхания. Малфой выглядел все таким же невозмутимым, и ей хотелось сделать что угодно, чтобы стереть эту гадкую ухмылку с его лица.
Но здравомыслие все же тихонько пищало: она тоже виновата. Как можно было так ошибиться? Гермиона была уверена, что тянет ногу в весьма определенном направлении! Спустя секунду она чуть не хлопнула себя по лбу от обречения: кому вообще в здравом уме придет в голову заниматься таким непотребством во время заседания? Очевидно, нервное напряжение пагубно влияло на её мозги, а иначе оправдать эту выходку было нечем. Да и как можно было не догадаться, что Рон наверняка не придет в восторг от этого безумства? Грейнджер не хотелось думать, что она отчаялась до такой степени, что решила наплевать на здравый смысл. Некоторое время она анализировала произошедшее, вдумываясь в детали и ища источник этой ошибки. К сожалению, ответа она так и не нашла, но кое-какой факт заставил насторожиться: Малфой не очень-то старался скрываться. Эти слащавые «милая» и «маленькая шалунья» были совсем не в стиле Рона, и сообразительный белобрысый гад просто не мог об этом не догадываться. Гермиона фыркнула. Последний раз Рон называл её ласковым прозвищем несколько лет назад, но получил взбучку и теперь ограничивался простым «Герм». Сама Гермиона за это вины не чувствовала, потому что никому в жизни не позволила бы называть себя «пирожком». Но сегодня ей так хотелось верить в свою удачу, что все факты отошли в сторону, и за это пришлось поплатиться.