Легко сказать – свяжись. Турецкий с некоторого времени перестал на сто процентов доверять телефонной сети. Потому что одно дело воевать даже с КГБ, мощной, всесильной, вездесущей силой, но все же всего лишь отдельной организацией, пусть даже пустившей ростки во все слои и структуры общества. Теперь же он и горстка его товарищей собирались выйти лицом к лицу против людей, фактически узурпировавших власть в стране, совершивших тихий, никому не заметный государственный переворот.
И дядя Григорий Иванович в роли Президента устраивал их куда больше, чем Яблоков.
Однако Турецкий понимал, что держать дядю Грязнова в роли Президента страны постоянно они все же не смогут – ведь есть люди, которые хорошо знают настоящего главу страны, хотя бы его собственная жена, дети, внуки, те, кто работал с ним на периферии. Обман рано или поздно раскроется. Значит, они скорее всего сейчас обрабатывают настоящего Президента, чтобы он стал в их руках таким же послушным, как теперь Грязнов-старший.
Если этим людям удалось захватить самого Президента, то где гарантия, что они не прослушивают все интересующие их телефонные аппараты, не следят за перемещением неугодных им лиц? Кто-кто, а следователь Турецкий с некоторых пор явно вызывает их раздражение. Недаром к нему приходил тот человек…
И все же Турецкий не до конца понимал их тактику. Они воздерживались от нанесения серьезного контрудара. Почему? Скорее всего, именно потому, что все же до конца не знают, насколько далеко зашли он и его товарищи в своих догадках. Ни Шилов, ни Корсунский, ни Сотников не могли знать о феноменальной памяти гардеробщицы Гали и о том, что снова всплывет история исчезнувшего агента Штази. Разумеется, о том, что фотография попала в руки милиции, они, скорее всего, догадывались, иначе было бы невозможно объяснить исчезновение из Князева учительницы русского языка. Но кто же знал, что Турецкий выйдет на бывшего опера «Селедкина», а Тимофеев-Попердяка сумеет в солидном «прогрессивном» бизнесмене Аркадии Сотникове узнать Леху-Алая? Видимо, они продолжали считать старшего следователя Мосгорпрокуратуры всего лишь мелкой сошкой, способной разве что опознать Дегтяря. Куда ему докопаться до фонда и его исполнительного директора.
3
Вадим Дроздов вышел из служебной машины и вошел в подъезд. По старой привычке, он быстро осмотрелся вокруг, а войдя на темную лестницу, на миг прислушался. Сверху раздался какой-то слабый шорох. Дроздов понял, что между вторым и третьим этажами кто-то стоит, стараясь не привлекать к себе внимания. Не сбавляя шага, он на ходу сунул правую руку в карман. В последние дни он уже был готов к любым случайностям.
Каково же было его изумление, когда, пройдя еще один пролет, он столкнулся с тоненькой девушкой. Увидев его, она вздрогнула, а потом еле слышно прошептала:
– Вадим Евгеньевич?
Дроздов кивнул, удивленно глядя на незнакомку.
– Я от Турецкого, – еще тише сказала девушка, – он просил передать: сегодня в шесть на том же месте.
Она еще раз взглянула на Вадима то ли вопросительно, то ли выжидающе, а затем повернулась и стала быстро спускаться по лестнице вниз.
Вадим давно привык ничему не удивляться. В течение их короткого разговора, если его можно назвать разговором, он фактически так и не остановился. И если бы эту сцену видел кто-то посторонний, он не придал бы ей значения, даже не заметил бы ее – мужчина и девушка случайно столкнулись на лестнице и прошли мимо.
Лидочка Меркулова обычным шагом вышла из подъезда, неторопливо пересекла двор и, лишь оказавшись на улице, позволила себе пойти чуть быстрее. И только миновав два квартала, она позволила себе броситься бегом. Она бы побежала с самого начала, но отец и дядя Саша Турецкий взяли с нее честное слово, что она будет идти не спеша – так, как будто никого не видела и никому ничего не передавала.
Глава восемнадцатая ВОЕННЫЙ СОВЕТ
1
Военный совет пришлось устроить все там же – под роскошным кокошником Полины Осипенко. Сходились по одному. Турецкий с Дроздовым пришли последними.
Манько старался, как всегда, но никакого величия, никакого вдохновения на лицах, подобного изображенному на известной картине «Военный совет в Филях», не было и в помине. И дело даже не в том, что крестьянина на заднем плане заменял неуклюжий Пал Палыч – настроение царило пораженческое.
– Конечно, – говорила Романова, – я могу собрать много народу – из Высшей школы милиции, рядовой состав…
– Чтобы всех их положить… – ответил Дроздов, – это будет просто мясорубка. Какие, к черту, милиционеры против обученных боевиков. Вы что, шутите! Мои люди обошли вокруг – взять комплекс очень непростая задача. Вот если бы с вертолетами…
– И с танками… – добавила Романова.
– Нет, – покачал головой Меркулов, – ни вертолеты, ни танки, даже если бы они у нас были. Как только начнется штурм, Президента они прикончат.
Воцарилось тяжелое молчание. Все понимали, что так оно и будет.
– У меня, конечно, есть профессионально обученные люди, – задумчиво сказал Дроздов, – но сколько их? Десяток? Этого мало.
– А Президент в это время… – сказал Женя Точилин.
Турецкий в течение всего невеселого разговора молчал.
Ему казалось, что выход где-то есть, только он никак не мог сообразить, где именно. Мысль крутилась по закоулкам мозга, но, как только он пытался ухватить ее, ускользала.
– А если кого-то запустить туда, чтобы он охранял Президента? – думал вслух Грязнов.
– Шутишь? Кто туда проберется!
– Есть человек! – вдруг заорал Турецкий.
Он поспешно взахлеб стал рассказывать пораженным товарищам о своем знакомстве с наемником, с киллером-профессионалом, который может решительно ВСЕ.
– Ту машину помнишь, которую из реки вынули, так это же он! Один, практически голыми руками. У меня еще на кухне потом носки сушил.
– Так, – сказала Романова, – хорошие у тебя знакомства, Турецкий. А в Питере это не он наследил? Очень похожие дела там, как я слышала.
– Может быть, – спокойно ответил Саша, – он сам питерский, как я понял.
– Нет, Саша, это несерьезно, – старался урезонить Турецкого Меркулов.
– Очень серьезно, Константин Дмитриевич, в высшей степени серьезно. Этот человек, понимаете, может убить голыми руками, может…– Турецкий не находил аргументов,– в канализацию просочиться, по потолку ходить, в воздухе растворяться. Я видел его в действии.
– Это когда же? – поинтересовалась Романова.
– Он мне помог Саруханова отбить. Просто вдруг возник рано утром посреди двора и замочил обоих боевиков. Жаль, не появился на пять минут раньше, тогда бы Саруханов остался жив.
– Очень хорошо, – сказал Дроздов, на лице которого появилось странное, суровое выражение, – знаю я такую публику. Встречался. Да, возможно, он и просачивается в канализацию. Почти без преувеличения. Но ты особенно не шути с ним. Это страшные люди. Отчаявшиеся, озлобленные. Кстати, он наверняка запросит денег. Много денег
– Ну сколько? – спросил Точилин.
– Полмиллиона, – пожал плечами Дроздов, – долларов, разумеется, – добавил он, увидев изумление на лицах.
Точилин, услышав о такой сумме, только присвистнул.
Он понимал, что в случае чего наскребать эту сумму придется семье Президента. Не милиционеры же будут сбрасываться. А в бюджете одни дыры.
– Значит, опять за счет здравоохранения и прибавок к пенсиям… – мрачно процедил он. – Тут выколачиваем увеличение дотаций на больницы – опять все коту под хвост!
– Но им столько и платят. Работа у них трудная, – мрачно улыбнулся Дроздов. – В общем, Саша, я твою идею не поддерживаю. Понял?
– Хорошо, не поддерживаешь! – кипятился Турецкий. – Тогда я хочу выслушать другие предложения. Что ты, Дрозд, предлагаешь? Спецназ? Или собрать отряд из гаишников в отставке? Это Шура быстро организует.