А ночью ее разбудил стук в дверь и отчаянный вопль юнги. Ушаш, который провел весь предыдущий день без успокоительного, сражался в трюме с ошалевшими от страха козами, но это еще полбеды. Неясно, что уж ему привиделось, но до избиения несчастных животных он разбил почти все бочки с водой. Осталась одна, десятиведерная. Памятуя, что может вытворить безумный ашайн, никто не хотел с ним связываться, и послали за Лалой.
Он не узнавал ее голос, бессвязно кричал про чудовищ и махал ножом так, что мог разрезать воздух. На залитом водой полу валялось несколько коз, и при скудном свете двух масляных фонарей казалось, что это огромная лужа крови. Лала улучила момент, подскочила к Ушашу сзади и ударила его по голове первым ухваченным кувшином. Ушаш упал лицом вниз, мгновенно перевернулся на спину, но Лала уже сидела на нем, приставив лезвие к горлу. Не давая Ушашу опомниться, она капнула из пузырька на его растрескавшиеся губы.
– Во быстрые, черти рыжие… – только и смог прошептать боцман, стоявший в дверях.
Между тем мутный глаз Ушаша остановился на лице Лалы и постепенно прояснился, но она не встала с него, пока не убедилась, что он ее понимает.
– Тебе ничто не угрожает, Ушаш, друг мой. Клянусь. Это просто глупые козы своим блеянием нарушили твой покой. Не стоило отказываться днем от снадобья.
Они поднялись с пола, мокрые, лохматые, испачканные козьей кровью. Боцман и прочие молча попятились, давая им проход, но за спиной стали возмущенно перешептываться:
– Он зарезал слишком много коз, мясо протухнет на такой жаре…
– Дурень ты, дьявол с мясом, он нас без воды оставил!
– Ох, на беду мы его взяли…
Тик встретил Лалу наверху и сказал, что с нынешнего дня, пока посланник Шулая не излечится от приступов безумия, он будет либо спать привязанным к кровати, либо разделит комнату с Лалой, чтобы всегда быть под ее присмотром.
– Хаддор, – озабоченно прошептал Тику подоспевший боцман, – у нас воды осталось на сутки.
– Завтра с утра отправим шлюпку к берегу, все равно болтаемся тут. Разведаем, что там как, и воды возьмем. И не такое бывало.
Но назавтра шлюпку отправить они не смогли. Непостижимым образом за ночь «Везунчика» отнесло так далеко, что высокие скалы теперь казались темной ниточкой на горизонте. Почти вся команда стояла и растерянно пялилась на неподвижное водное зеркало, в котором красиво отражались борта корабля.
– Злая магия моря, иначе я не могу объяснить, – наконец сказал Жайас.
– Это все умалишенный, – пробормотал кто-то.
– Да, теперь можем запросто сдохнуть…
– Ага, прожаримся на солнышке, что твой барашек на вертеле.
Матросы стали гадать, как именно погибнет команда из-за Ушаша, нимало не стесняясь того, что и Лала, и сам виновник ночного переполоха стоят тут же.
– Мне жаль, но это не смертельно. Ашайны выдерживают два сухих дня, а если надо, и три. К тому же мы запросто можем пить кровь, тогда еще дольше продержимся, – миролюбиво сказал Ушаш, только что принявший утреннее снадобье.
Все, кто это услышал, забыли как дышать.
– Козью, только козью кровь, – попытался вывернуться Дариш, который имел тонкое купеческое чутье на неприятности, но было поздно.
– Капитан! Этот… кхм… человек – угроза кораблю и команде! – громко и очень решительно сказал боцман.
– За борт его!
– За борт!
– Брюхо вспороть, как он хаддору!
– Дьяволу скормить – может, ветер пошлет!
Испуганные, злые от недосыпа и зноя матросы кричали и плотной стеной двигались на безоружного Ушаша. Но у Лалы Кинжал Смерти был всегда с собой. Она выставила перед собой черное хищное лезвие и закричала как можно громче:
– Никто не тронет шулайского посланника!
– Вы не бессмертные, – ухмыльнулся щербатый пират, который предлагал бросить Ушаша за борт.
– Да, но прихватим с собой столько, что некому будет привести корабль домой! – оскалившись, пообещала ему Лала.
– А ну прекратить! – появившийся из-за спин матросов Тик с размаху ударил саблей по рынде, и все заткнули уши.
– Посланника не трогать, воду экономить, желающим почесать кулаки найти работу, смутьянам вдвойне тяжелую, – приказал он боцману и собрался что-то сказать Лале, но его прервал тонкий крик сверху.
– Шторм! Шторм идет! – вопил с реи юнга, невидимый из-за парусов.