О конце Хвори возвестили соколы. Они били крыльями, беспокойно свистели и натягивали свои серебряные цепочки. У выхода одновременно сгрудились все: люди, дромы, козы. И когда двое сильных парней, поднатужившись до вздувшихся жил на висках, подняли тяжеленный полог, наружу вырвался поток ошалевших взаперти живых существ. Вырвались и замерли.
Пустыня было ровной, как бескрайний стол. Озеро, средоточие жизни Небесного Ока, казалось осколком зеркала на этом столе. Ни единого намека на то, что вокруг воды еще два дня назад росли высокие мощные деревья. Скотина, хрипя и блея, кинулась к водопою. Козам было плевать на изменившуюся картину мира. Вода есть – вот и счастье. Люди же беспомощно озирались и перекрикивались с другими, вышедшими из соседних куполов. И вдруг все они, подобно козам, потрусили к хозяйскому куполу. Лала задержалась в поисках Снега. Дром так обрадовался, что обслюнявил ей все лицо, несмотря на строгие окрики и тумаки.
Тем временем толпа пустынников все уплотнялась. Нерешительное обсуждение переросло в панический гул. И тут появилась Ишиндалла. Чтобы всех видеть и чтобы быть видной для всех, она села на своего дрома. С высоты ее четкая уверенная речь казалась голосом самой Пустыни:
– Добрые мои слуги! Нам выпало пережить великую Хворь Пустыни! Вы все с честью вынесли испытание. Не потеряна ни одна коза, ни один дром. Молодые растения помяты, но живы, и благодаря вашему неистовому труду совсем скоро все будет так, как раньше! Мы прямо сейчас начнем восстанавливать наш оазис. Небесное Око не погибло и не погибнет вовек, пока вы здесь со мной! А перед тем как начать труды наши, всем и каждому приказываю выпить лучшего вина из моих запасов. Вы это заслужили!
Единовременный вопль восторга взлетел в небо и волной убежал к горизонту. Пустынники плакали от счастья, обнимались и выстраивались в длинную очередь к господскому куполу. Лишь два человека остались в стороне. К ним и подъехала Ишиндалла:
– Я рада видеть тебя в добром здравии, Ученица Мастера Смерти.
– И я рада, – кивнула Лала, в то время как Чигиш почтительно склонился перед белым дромом.
– Жду тебя на торжественный обед, а слуге твоему за труды приказываю получить двойную долю вина.
Лала с Чигишем одновременно поклонились белой госпоже, да так низко, что она не увидела их ухмылок.
Через трое суток после Хвори, когда Лала пыталась восстановить погибшую грядку с целебными травами, вдруг поднялась суета. Все незанятые работники спешили к озеру, но она лишь пожала плечами. Мало ли что могло привлечь людей, которые живут только трудом во благо госпожи. Но когда до нее донеслись слова «чудо», «выживший» и «Мастер», она не выдержала. Кое-как обтерев испачканные в земле руки о фартук, она пошла туда, где уже собралась толпа. Увидев Лалу, все расступились, и у нее перехватило дух. На земле, обхватив грязными руками кувшин с водой, сидел Мастер Шай. Никогда еще Лала не видела его в таком состоянии: слипшиеся спутанные волосы, неимоверно грязный плащ, исцарапанное лицо и ввалившиеся глаза, в которых не было ничего, кроме усталости. Узнав Лалу, Шай чуть улыбнулся и хотел что-то сказать, но закашлялся, изо рта его потекла струйка крови, а глаза закатились.
Лала кинулась перед ним на колени, схватила за руку и вздрогнула – учителя мелко трясло, и был он горячее полуденного песка. Она обернулась к зевакам:
– Что стоите, как тупые козы! Быстро несите его ко мне!
– Нет, ко мне! – раздался властный голос.
Ишиндалла подошла незаметно, и впервые ее лицо выражало участие. Она кивнула Лале:
– Мастер Шай получит лучший уход, а ты собери все свои знахарские навыки. Сообщи мне, что будет нужно.
Не говоря больше ни слова, она развернулась и пошла к своему куполу.
В ту ночь Лала не спала. Ей действительно понадобились все умения. Мастера Шая, впавшего в забытье, терзала жесточайшая лихорадка, а весь оазис гудел, обсуждая, где он потерял своего дрома и как вообще выжил во время Хвори.
Вторые сутки растирая истощенное горящее тело специальными снадобьями и по каплям заливая в пересохший рот отвар пятисила, Лала иногда говорила с учителем, хоть и не думала, что он поймет и тем более ответит.