– Я тоже удивилась его цвету, – как ни в чем не бывало продолжила Лала, надеясь таким образом быстрее вернуть Шойду к его обычному состоянию. Помогло. Мастер поставил стакан на стол и, косясь на успокоившегося анука, попросил:
– Подай мне его. Пожалуйста.
Он принял птенца из рук Лалы как величайшую ценность и долго его осматривал. Потом, соединив ладони в форме домика, из которого торчал только клюв, продолжил:
– Синие соколы рождаются так редко, что об этом не пишется даже в книгах по уходу за ними. Мой предшественник, Мастер Шочаг, говорил, что за два поколения до него в Шулае был синий сокол, но однажды не вернулся с охоты.
– Чем они не такие, как все? – спросила Лала.
– Скоростью. Умом. Силой. Живучестью, – Шойду перечислял качества синих соколов, как родитель, гордо рассказывающий о достижениях своего ребенка. – Говорили, синий сокол может летать во время Хвори, но сама понимаешь, проверить эту легенду не получалось.
– А кормить его надо тоже иначе, чем остальных?
– Не думаю. Вернее, не знаю.
Шойду с теплой улыбкой, которой не удостаивались от него люди, заглянул в свои ладони и коснулся носом клюва птенца.
– Он хорошо поел ливерную кашу, я с кухни приносила, а еще… – договорить Лала не успела.
– Отдай, – перебил ее Шойду.
– Что?
– Молю и заклинаю, я готов на любой обмен. Для тебя это домашний питомец, а мне… Для меня теперь не будет прежней жизни… Отдай! – Шойду смотрел на нее умоляюще, но что-то было во взгляде звериное, темное и немного безумное.
– Не могу. И Тик не позволит, – она кивнула в сторону анука, который внимательно следил за ними немигающими глазами, – это ведь он высидел яйцо, не я.
Лала протянула руку, и Шойду медленно, очень медленно разжал ладони. Когда птенца вернули на место, анук снова золотым кольцом обвил гнездо и только тогда успокоился. Но от всех этих перемещений и разговоров соколенок решил, что пора поесть, и поднял писк.
Шойду решительно встал и взял книгу.
– Иди на кухню. Я прикажу, чтобы для твоего птенца готовили отдельно. И придумай, как теперь будешь разрываться между ним и своей работой. Поблажек не будет.
Лала с горечью поняла, что их почти дружеские отношения с Мастером Шойду только что закончились.
И тем удивительнее для нее было следующее утро. Как ни в чем не бывало он пришел в ее комнату с рассветом и лично принес еще теплые потрошки для птенца и с детской радостью наблюдал, как жадно ест соколенок. На третье утро даже анук перестал шипеть при виде Шойду. Мастер-соколятник делился с Лалой маленькими хитростями, неописанными в книгах по выращиванию птенцов, и больше не пытался выпросить у нее синего сокола.
Когда голубой пух стал превращаться в первые настоящие перья, отливающие металлической синевой, Шойду сказал, что пора знакомить птенца с другими птицами. Он должен перенимать повадки и уметь понимать сородичей. Для этого необходимо перевести его в соколятню. Лала оттягивала этот момент до последнего, как мать, которая боится впервые отпустить своего единственного ребенка на улицу без присмотра. Но день переселения неминуемо наступил. К тому времени уже было обустроено гнездо для Джоха, так назвала она своего синего сокола. Надежная сетка защищала гнездо от чрезмерного внимания сородичей, а обильный корм и новое окружение примирили Джоха с переменой жилища. Впрочем, больше переживала Лала. Она так торопилась вернуться с вечерней охоты и убедиться, что с Джохом все в порядке, что опять забыла наловить ящериц для анука. Шойду веселился, глядя на ее смятение, но и хвалил за безмерную любовь к своему соколу.
Все это время сны не посещали Лалу, но она и не волновалась – слишком много было дневных забот. Она с удовольствием приняла приглашение Мастера Шойду вместе съездить в пустыню на вечернюю охоту, как это было в начале их знакомства, но в последний момент его вызвали в Совет, и совместную охоту отложили. А ночью, спустя многие месяцы, ей приснился Мастер Шай. Он молча сидел с ней рядом на скалистом обрыве и бросал в пропасть мелкие камешки, которые взлетали на небо и превращались в звезды. Ни на один из ее вопросов он не отвечал, но его присутствие успокаивало. А когда небо со звездами выцвело и сам Шай стал полупрозрачным, он вдруг еле слышно прошептал:
– Не сожалей. Или ты, или тебя. Триединству быть…
– Учитель, что это значит?! – только и успела она воскликнуть, но ответом была звонкая и прозрачная пустота на том месте, где только что сидел Шай.
Свитки с переписанными толкованиями снов поведали Лале, что брошенные в пропасть камни, ставшие звездами на небе, значат грядущий злой проступок, обратившийся в добро. Суматошный день не оставил ей времени на осмысление сна, а потом и вовсе наступил долгожданный вечер совместной охоты с Мастером Шойду, и Лала забыла о камнях и проступках.