- Будем надеяться, что все произошло так хорошо, как ты говоришь.
- Чего вам еще надо? - возмутился Павел. - Ваш приятель благополучно попал в руки милиции. Вы же этого хотели?
- Он мне никакой не приятель… У него что-нибудь осталось из вещей?
Павел молча достал часы на потертом черном креповом ремешке, протянул их Куртису. Но тот, поглядев на них, брать в руки не стал. Он смотрел на часы, как на жабу.
- Их надо выбросить. Так, чтоб никто не нашел. Слышишь? Непременно выброси. Пожадничаешь - жалеть будешь.
Павел усмехнулся.
- Это я лучше вас знаю. Я же не аристократ.
- Деньги отдал?
- Конечно, отдал, - не моргнув, соврал Павел. - Но вот куда он их спрятать успеет, трудно сказать.
- Отберут, наверно, - безразлично предположил Куртис, вставая. - Мне пора идти. Но я тебя еще раз прошу: выброси часы. А ремешок лучше сжечь.
Павел не вышел из комнаты в прихожую, чтобы проводить Куртиса, - это было впервые. Старик, надев пальто, заглянул в дверь, сказал:
- Не серчай. - Тон у него был примирительный. - Скоро погуляем. А насчет замарать - глупость.
- Поживем - увидим, - ответил Павел.
Глава 17
ЧЕГО НЕ ЗНАЛИ ПАВЕЛ И НАДЕЖДА
Контрразведчики думали, что Надежда не решится на убийство Воробьевой. Но, к их большому сожалению, он решился. И вот что произошло в Ленинграде, о чем не знали ни Павел, ни Надежда.
…Василий Терентьев, ничем не примечательный низенький человек лет сорока пяти, неторопливый, даже медлительный в движениях, одетый в длинное зимнее пальто грязно-синего цвета с черным барашковым воротником, в шапке-ушанке солдатского образца, в черных валенках с галошами, вышел на вокзальную площадь в толпе пассажиров, приехавших из Пскова в Ленинград, и остановился, чтобы осмотреться.
Шоферы стоявших чуть поодаль легковых автомашин торопливо, как родных, кинулись встречать приехавших, предлагая услуги. Это были не таксисты, а обыкновенные «леваки».
Ловкий разбитной парень в пыжиковой шапке и потертой кожаной тужурке издалека крикнул стоявшему с полуоткрытым ртом Терентьеву:
- Эй, валенки! Поедем, что ли?
Терентьев поманил его рукой в темной толстой шерстяной перчатке. Парень подошел вразвалочку.
- Мне на Московский вокзал. Свезешь? - спросил Терентьев неожиданным для его обстоятельного облика тонким голосом.
- Рупь, - сказал парень, озорно поглядывая по сторонам.
Терентьев снял перчатку, хотел лезть в карман за деньгами.
- Да нет, ты что? - остановил его парень. - Так нельзя. Потом. Иди в машину. Во-о-он, серая, с того краю третья. Видишь? Ты иди садись, я еще попутных поищу.
Терентьев неторопливой деловитой походкой направился к машине, а парень принялся громко вопрошать:
- Кому на Московский? На Московский кому? Есть два места!
Терентьев, приблизясь к серой машине, обойдя ее два раза, словно прилаживаясь, наконец открыл переднюю дверцу, но передумал, закрыл и поместился на заднее сиденье.
Скоро прибежал шофер. Рывком распахнув дверцу, он нырнул за руль, еще не усевшись, завел мотор и, трогая с места, сказал:
- Порядок! Еще двое нашлись. С вещами. Сейчас мы их заберем.
Развернувшись по широкой дуге, он лихо, так, что взвизгнули тормоза, осадил машину у тротуара. Задние дверцы открылись разом с обеих сторон, и, не успев сообразить, что происходит, Терентьев оказался между двумя плотными молодыми людьми. И машина, свернув, быстро побежала по переулку. Молодые люди крепко сжимали ему запястья.
- Спокойно, - дружелюбно сказал тот, что сидел справа, и сунул руку к нему за борт пальто.
Там у Терентьева наспех был пришит длинный, узкий, как для белого батона, карман из холстины, а в кармане лежал тяжелый молоток.
Молодой человек извлек его и спокойно поинтересовался:
- Еще что есть?
- Ножик, - тонким голосом отвечал Терентьев.
- Ну и валенки! - весело сказал шофер и расхохотался.
- Где он?
- В пинжаке. В левом кармане, - оторопело, еще не придя в себя, сообщил Терентьев.
Молодой человек достал финку в самодельном сыромятном чехле, с наборной ручкой из разноцветного плексигласа - такие делали во времена войны…
Через полчаса Терентьев давал показания. Первый вопрос задал, правда, он сам:
- За что забрали?
Но спокойный грузный человек, сидевший перед ним за большим столом, на котором не было ничего, кроме чистого листа бумаги и черной авторучки, выдвинул боковой ящик, взял из него фотографию с фигурно обрезанными краями, показал ее Терентьеву и ответил своим вопросом:
- Когда и куда вы исчезли с Карпат?