– Бухгалтер, щелкает цифры. Переезжает в Нью-Йорк. Что по нью-йоркской фирме?
– Минутку. Так, фирма солидная, – начала Пибоди, считывая данные с компьютера. – Богатые клиенты, несколько корпораций. Три этажа на Хадсон-стрит, две сотни служащих. Основана около сорока лет назад. Убитая была там старшим аудитором.
Ева обдумывала информацию, въезжая на подземную стоянку Центрального полицейского управления.
– Пожалуй, Натали Копперфильд могла получить компромат на кого-нибудь из этих богатых клиентов. Допустим, кто-то вел двойную бухгалтерию, отмывал деньги… Уклонение от налогов. Связь с мафией. А может, кто-то из ее коллег снимал пенки… Шантаж, вымогательство, растрата.
– У фирмы хорошая репутация, – возразила Пибоди.
– Это еще не значит, что у всех их клиентов и служащих хорошая репутация. Это версия.
Они запарковались, вышли из машины и направились к лифтам.
– Надо узнать имя приятеля – нынешнего или бывшего. Надо обойти всех соседей по дому. Выяснить у сестры, что она рассказывала о работе или о своих личных проблемах. Похоже, убитая столкнулась с чем-то, о чем не хотела или не готова была сообщать или говорить. Во всяком случае, не полиции.
– Но может, она доверилась кому-то из коллег или из начальства, если это связано с работой.
– Или приятелю, – добавила Ева.
Чем выше они поднимались в лифте, тем больше народу набивалось в кабину. До Евы доносился запах мятного мыла от заступающих на смену и запах пота от тех, кто смену сдавал. Она локтями проложила себе дорогу к выходу на своем этаже.
– Давай подготовим комнату для допроса, – сказала она. – Не хочу допрашивать сестру в приемной. Слишком много отвлекающих факторов. Если ей нужен психотерапевт, пусть берет его с собой.
Но сначала Ева прошла через «загон» к себе в кабинет. Она сбросила пальто и проверила алиби свидетельницы. Палма Копперфильд работала на рейсе Лас-Вегас – Нью-Йорк. Ее самолет приземлился примерно в то самое время, когда кто-то в южной части города душил ее сестру.
– Даллас.
Ева оглянулась и увидела Бакстера, одного из детективов своего отдела.
– Я два часа кофе не пила, – предупредила она. – Или три.
– До меня дошло, что тебя тут дожидается некая Палма Копперфильд.
– Да, свидетельница. Ее сестра была задушена сегодня рано утром.
– О черт… – Он провел рукой по волосам, откидывая их со лба. – А я-то надеялся, что это ошибка.
– Ты их знаешь?
– Палму немного знаю. Убитую – нет. Познакомился с Палмой несколько месяцев назад на вечеринке через общих друзей. Мы несколько раз встречались.
– Ей двадцать три года.
Бакстер поморщился.
– Я тоже пока на пенсию не собираюсь, не надейся. Ну, в общем, ничего такого не было. Славная женщина, очень славная. Она пострадала?
– Нет. Обнаружила в квартире сестры мертвую сестру.
– Да, не повезло. Черт. По-моему, они были очень близки. Палма рассказывала, что останавливалась у сестры, когда прилетала в Нью-Йорк. Как-то раз я подвозил ее к дому – на Джейн-стрит – после ужина в ресторане.
– Вы все еще встречаетесь?
– Нет. Да и не было ничего. Поужинали пару раз вместе, вот и все. – Бакстер сунул руки в карманы, словно не зная, что с ними делать. – Слушай, если она увидит знакомое лицо… Если ей так будет легче… Словом, я мог бы с ней поговорить.
– Может быть. Да, может быть. Пибоди готовит комнату для допроса. В приемной для этого слишком шумно. Она была в плохом состоянии на первичном допросе. Она не говорила, сестра ни с кем не встречалась?
– А-а, да. У нее был парень. Финансовый аналитик или брокер… что-то в этом роде. У них было что-то серьезное, вроде даже помолвка. Честно говоря, я не особенно интересовался. Я же не за сестрой охотился, понимаешь?
– А свидетельницу с лету уложил, Бакстер?
– Нет. – Бакстер улыбнулся. – Говорю же, она славная женщина. Порядочная.
Это означало, что они не спали вместе. Значит, можно без особой неловкости привлечь Бакстера к допросу.
– Ладно, дай мне засадить Пибоди за обработку мобильника убитой. А мы поговорим со свидетельницей.
Ева позволила Бакстеру первому войти в комнату для допроса, а сама внимательно взглянула на опухшее от слез лицо Палмы, когда та подняла голову. Палма заморгала, словно пытаясь осознать увиденное, на ее лице отражались, одна за другой, вполне понятные эмоции: узнавание, облегчение, растерянность… Потом она вновь погрузилась в свое горе.