Но корень, конечно, в другом. Теоретики испокон веков считают экспериментаторов тупыми эмпириками, а экспериментаторы отвечают снисходительным отношением к теории, как занятию для одаренных лентяев. Разумеется, подобно всякому другому антагонизму такого уровня, это переносится на личности... И мне, влезшему со своим теоретическим, извините, лицом в экспериментальный (калашный) ряд, предстояло испить до дна горькую чашу.
К моему возвращению 77-48А принялся за новые фокусы. Надя рассказала мне, что вывела его из рабочего отсека после того, как он стал печатать на своей ленте совершенно невероятные вещи.
- Я оставила его там всего на какие-нибудь тридцать минут! Прихожу - все работают нормально, а этот...
Мы попытались найти с ним общий язык.
- Что с тобой случилось? - спросил я. - Ты исправен?
- Исправен. Исправен. Девяносто! Икс-ноль. Если является соответственно первым или последним из. Сто! Интегральных узлов. - Он говорил все быстрее, набирая скорость. - Тогда как для формул Бесселя и Стирлинга икс-ноль является. Сто десять! Средним или одним из средних интерполяционных узлов. Сто двадцать!..
- Рехнулся, - сказала Надя.
- Рехнулся - повернулся - запнулся - качнулся, - отвечал ей робот на пределе скоростей. - Окунулся. Проснулся.
- Замолчи! - приказал я.
- Замолчи-замолчи, - скороговоркой выпалил робот, но потом исполнил команду.
Надо было, по крайней мере, воспользоваться тишиной. Мне предстояло принять решение. Какое?
Ну, хорошо, Фревиль копирует психику своих роботов с собственных сотрудников. Может быть, у него в лаборатории появился сумасшедший?
Я предложил послать поздравительную телеграмму Фревилю.
- Лучше отправь рекламацию! - заявила Надя. - Это безобразие - поставлять нам таких придурков.
- Не будем торопиться. Мы можем повредить репутацию Фревиля.
- Юрков, ты совсем со мной не считаешься!
- Знаешь, Надежда, - решил я, - работа сегодня не идет, на совещании мне нотацию прочли, настроение плохое, - пойдем домой!
Черный день, он и есть черный.
Не хватало нам еще поругаться из-за Фревиля.
Последнее, кажется, убедило ее.
Но у меня было еще одно предложение:
- Возьмем с собой новичка? Я хочу немного повозиться с ним. Давай возьмем, Надюша! Он тебе по хозяйству поможет. Договорились?
Очень ей этого не хотелось... Все же она кивнула, и мы втроем отправились в жилую часть Станции.
Я велел ему приготовить ужин. Когда я вручил 77-48А мешочек с крупой, он сказал:
- Гречка - печка.
Это меня насторожило, но я все еще на что-то надеялся. Однако не прошло и нескольких минут, как до нас донесся ужасный запах горелой крупы. Голодные и злые, мы побежали на кухню... Пришлось закусить холодными консервами.
- Этого ты добивался? - спросила у меня Надежда. - Если этого, то, может, отпустишь своего любимчика, пока мы, по крайней мере, живы?
Но я хотел сначала разобраться в схеме. Я долго водил по ней пальцем, как это делают все неспециалисты... Потом приступил к следующей фазе работы - начал крутить все регулировочные винты, ручки и рукоятки, которые Фревиль счел нужным установить снаружи.
И смотрел, что получится, что будет с роботом. То есть задавал ему вопрос.
- Ну-ка, - спрашивал я, - каких ты знаешь известных ученых?
- Ученых, - немедленно отвечал робот. - Толченых. Крученых. Верченых.
Этого было достаточно, чтобы заключить: я все делаю правильно, вот только не те винты кручу. И я, подобно всем прочим дилетантам в аналогичных ситуациях, повторял то же с другой парой винтов; получал аналогичный результат и переходил к следующим рукояткам.
- Послушай, зачем тебе крутить? - предложила Надежда. Сиди спокойно в кресле. Я буду тебе нести чепуху в рифму. А, Юрков?
Я не ответил - и постучал по крышке приборной секции робота.
Она была запломбирована.
Вздохнув, я взялся за отвертку.
- Что ты делаешь? - закричала Надя. - Ты понимаешь, что ты собираешься сделать? Потом всю жизнь будешь выплачивать его стоимость!
Она выхватила из моей руки отвертку. Я еще поводил пальцем по схеме... Потом решил посмотреть его ленту - что он там насчитал, пока работал с нашими старичками.
Сначала все шло нормально. Он обучался и переходил уже к тем задачам, ради которых мы его и купили.
А потом - сбой. И какой-то странный, словно совсем иная задача. Ни с того ни с сего он вдруг переходил с восьмеричной системы на двоичную, затем - после длинных столбцов единиц и нулей выдавал подряд несколько уравнений регрессии и шпарил свою абракадабру дальше... Но недолго. Затем следовал окончательный выход из строя - автомат выдавал сплошные колонки нулей. Нули - и только. Но если до этого он еще что-то решал, хоть и непонятно что и непонятно каким образом, то здесь уж он просто, можно сказать, сошел с ума - и точка. Предохранители Бзрренса, разумеется, не сработали, не уберегли робота; они и не должны сработать - ведь мы их закоротили.
Одним махом я сбил пломбу. Надежда ахнула. Но теперь ей оставалось только помогать мне.
Мы сняли крышку приборной секции... Ну, там было такое богатство винтов, ручек и рукояток! Но теперь я решил руководствоваться не только интуицией, но еще и здравым смыслом.
Может быть, именно это и дало положительные результаты. Установив, наконец, от каких цепей зависит устойчивость робота, я закрутил нужные регулировочные рукоятки до предела.
77-48А сделался столь уравновешенным и спокойным, что теперь его ничем нельзя было вывести из себя.
Мы задали ему десятка два контрольных вопросов - он быстро и правильно отвечал.
Мы попросили его приготовить ужин - он прекрасно накормил нас.
Довольные и сытые, мы сидели рядышком и придумывали новые испытания для робота.
- Что ж ты, дорогой, перестал говорить складно? - спросила Mадежда. - Прочти-ка нам стихотворение!
- "Люблю грозу в "начале мая, - начал 77-48А, - когда весенний первый гром..." Это был личный подарок Фревиля, - так сказать, номер сверх программы, добавка к обязательному ассортименту.
- А теперь назови нам, все-таки, имена известных ученых!
- Фревиль, - сказал робот и запнулся. Других он не знал. Это была старая шутка Фревиля, которую он закладывал во все свои модели. После паузы робот добавил: - Юрков. Надя.