«Простите, я ваш читатель, хотел бы познакомиться. Моя фамилия Нагурский».
«Очень рад, очень рад… Простите, вы сказали — Нагурский? Уж не родственник ли вы известного в свое время летчика, он еще участвовал в поисках Седова, русского моряка, путешественника…»
Незнакомец выслушал всю эту тираду и ответил:
«Вы правы, родственник, и очень близкий. Я и есть летчик Ян Нагурский».
Что тут началось!..
Началось и у нас. Перебивая друг друга, мы требовали подробностей: как же могло произойти, что человека заживо похоронили, а он молчал целых сорок лет? Фантастика!
— Да я сам только что узнал об этом. Вчера виделся с Нагурским, он будет выступать у нас. Договорились. Это такая история!.. Ну, Юрий, принимаете подарок?
— Боже мой! Принимаю ли я такой щедрый, просто царский подарок?! Но гонка завтра стартует из Варшавы. Когда же я увижу мифического летчика?
— Не волнуйтесь, завтра в восемь часов утра вы встретитесь с ним у нас в редакции.
Если можно осчастливить человека, не просто человека, а журналиста, то большего и не придумать — подарить сенсацию!
Влюбленные не ждут так, как ждал я этого свидания.
…В комнату входит высокий, слегка сутулящийся мужчина в коротком синем спортивном полупальто. В светлых, коротко стриженных волосах почти не видно седин. На овальном сухощавом лице выделяются большие внимательные глаза. Высокий, открытый лоб.
Я успеваю заметить, что Нагурский взволнован: вздрогнули при рукопожатии его сухие, крепкие пальцы.
Впрочем, как не понять состояния этого человека. Я еще не знаю всех обстоятельств его «исчезновения». Но просто ли воскреснуть из безвестности, вновь после целой жизни оказаться в центре внимания прессы, впервые подойти к микрофону?..
И мне необходимо это учесть при записи его выступления. Я должен увезти на пленке обращение Нагурского к полярникам, к народу страны, где он совершил свой подвиг, страны, ставшей его второй родиной…
Сначала я хотел побеседовать с ним перед микрофоном, но, подумав, понял, что могу неосторожным вопросом, даже невольной бестактностью от незнания его судьбы обидеть человека, заставить его замкнуться. Лучше просто поговорить, а еще вернее — послушать, что при первой встрече захочет рассказать мне Нагурский.
Решение оказалось правильным. Изредка, очень осторожно, я помогал «раскрутиться» нелегким воспоминаниям Яна Иосифовича. Запись выступления, которую мы сделали после, потребовала от Нагурского напряжения всех сил, хотя говорил он менее двух минут и русский язык не забыл.
Для семидесятилетнего человека не прост такой крутой поворот судьбы.
Сообщение о Нагурском и его выступление прозвучали в «Последних известиях», в журнале «Огонек» был помещен мой очерк, а в конце июля вместе с полярниками, пригласившими ветерана русской авиации в Москву, я встречал Яна Нагурского на Внуковском аэродроме.
До его приезда я успел побывать в Ленинграде, где целые дни пропадал в Военно-морском архиве.
Кому не знакомо ходячее выражение «архивные крысы»? Кто, когда так оскорбительно и несправедливо окрестил великих, безвестных тружеников?
Ведь это их заботами сохраняется история государств и народов. В документах, покрытых поэтической пылью веков, живут, не умирая, бесценные, неподкупные свидетельства больших и малых событий.
Я понял это, попав впервые в архив. Предо мной толстенные, отнюдь не запыленные папки с материалами об экспедиции Седова, дела Главного гидрографического управления.
Лихорадочно просматриваю, листаю разноцветные листки рапортов, донесений, официальных и частных писем… Тоненькая малиновая папка. Открываю. Личное дело Нагурского!
Тут же копия доклада морского министерства России царю о полетах Нагурского, а в личном деле летчика каллиграфическим почерком выведено, что на докладе «Государь Император соизволил начертать: „Прочли с удовольствием“ — и поставить знак рассмотрения».
В графе награды — удостоен ордена Св. Анны, а потом еще ордена — один, второй, третий — за боевые отличия в сражениях с неприятелем.
Казенное личное дело читаю, как роман. Оживает все, рассказанное мне Нагурским.
Вот он командует воздушными отрядами Балтийского флота. Как удивительны названия летных подразделений: «Люди», «Есть».
Перечитываю, делаю выписки, снова роюсь в бумагах.
А вот и рапорты самого Нагурского. Нужно переписать.
Документов в папках множество, и все это так интересно, что невольно читаю другие, совсем не имеющие отношения к моему герою.