И, чем больше проходило времени, тем выше была вероятность того, что я даже не захочу этому сопротивляться.
Это чувство было мне слишком знакомо.
Время потихоньку побежало. Будние и выходные проходили очень… буднично. День сменялся другим днём, месяц сменялся другим месяцем. Единственное, что оставалось неизменным — дождь. Я быстро привык к тому, что практически каждое моё утро начиналось с капель дождя на окне и успокаивающим звуком.
Кап…
Кап…
Кап…
Кап…
Меня не раздражал дождь. Смущало немного то, что постоянно приходилось таскать с собой зонтик, но, будем честными, по-настоящему проблемой это не было. Не для меня. Лишь формальности. Не имея же проблем обычных людей, я мог спокойно наслаждаться местным… климатом. Хотя, как не трудно догадаться, климат не совсем естественный.
Как и весь город.
— Любишь дождь, — пробормотал я, смотря на мрачное небо.
Я одновременно говорил и старался выражать свои мысли на амслене. Всё же, развитый мозг давал свои плоды: учился я быстрее обычного человека, нейронные связи в голове формировалось легко и естественно. Ни один школьный предмет не вызывал у меня каких-либо проблем изначально, сейчас же — и подавно. Хватало одного-двух раз взглянуть на материал, который нужно было выучить, и это без всяких проблем откладывалось в голове.
«Мистер Фишер, и всё же, воплощение Немое оказалось замечательной девочкой! — возбуждённо прошептал Пит в голове. — Какая разница, чем оно было и будет в других жизнях. Главное, чем оно является сейчас! А через несколько лет она с радостью запрыгнет на…»
Я вздохнул.
Убрать бы ещё эту грёбаную телепатию, сверхъестественную эмпатию (которая с реальной «эмпатией» к ближним своим не имела ничего общего), сверхсфокусированное на любом дерьме внимание и потихоньку подтачивавшее психику (как и всё остальное) абстрактное мышление, и совсем хорошо было бы.
Сэнди кивнула. Немного смутившись, она неуверенно объяснила, почему ей так нравится дождь.
Ситуация стала для меня ещё немного понятнее.
Дождь воплощал собой мистику и атмосферу таинственности. Малышка Сэнди считала, что в дождь происходило что-то необычное, что дождь был символом сокрытого от обычных глаз волшебства, до которого она однажды обязательно доберётся.
Обязательно.
— Дождь заглушает крики жертв, разорванных потусторонними тварями, их кровь смывается водой, — улыбнулся широко я.
Почему-то я совсем не был удивлён тому, что малышка Сэнди, пусть не улыбнулась также широко и безумно, как я, всё равно поддержала меня, и сама не сдержав искренней улыбки: её понимали, никак не осуждали, не считали ненормальной или странной.
В конце концов, я попал прямо в цель. В её собственные мысли, возможно — слегка иначе поданные. Она была одинока далеко не только из-за своей немоты. За личиной спокойной мягкой голубоглазой блондинки не скрывалось ничего светлого и хорошего. Метафизическое сознание Бога было связано со смертным сознанием. Одно влияло на другое, и так из Цикла в Цикл. Она стремилась к ненормальности, она порождала ненормальность, она тянулась к ненормальности и притягивала её, не имея возможности к ней прикоснуться.
Я вновь вздохнул.
Вы могли придумать менее сложный и изощрённый способ избавиться от меня, Мистер Стивенсон.
К счастью, зимы в Реинвелле оказались… нормальными. Когда я увидел первый снег, то сперва удивился. Слишком привык к дождю. После — обрадовался. Смею предположить, не я, а мой внутренний ребёнок.
Но даже посреди зимы частенько начинался дождь. Иногда — сильный. Всё же, в последнее время в Реинвелле дождь идёт всё чаще.
Как-то незаметно шестой класс подошёл к концу и наступил седьмой, на улице вновь была осень, начался новый учебный семестр.
— Ты стал слишком много времени проводить с «Этим», — констатировал Чарльз.
За окном шёл дождь. Не слишком сильный, но и не самый приятный, луж хватало. Ветер тоже был не из приятных. Конечно, между мрачным холодным городом и солнечным тёплым пляжем я выбрал бы последнее.
За прошедший год мой дружбан в этой итерации совсем не изменился. Разве что его и без того потемневшие зелёные глаза стали ещё… скажем так — темнее, «нуарнее». Видимо, он всё лучше осваивался со своей силой. Проходившая сквозь тело сила не могла не влиять на своего носителя, это было абсолютно нормально, впрочем, давая мне лишние поводы подшучивать над мужчиной.
В его эмоциях чувствовалось напряжение и нервозность. Конечно же, суровая, под стать нуарному стиляге, но как нервозность не назови — она от этого чем-то другим не станет. Я мог прекрасно понять стилягу.
— Приятель, ты знаешь, что для взрослых мужчин ненормально подглядывать за двенадцатилетними детьми? — вскинул бровь я, сделав глоток молочного шейка. — Сомневаюсь, что ты пригласил меня на встречу из-за этого. Что опять случилось?
Сладко.
Мы нередко так встречались. У меня с Советом началось своеобразное сотрудничество, мне даже выдали настоящее удостоверение, прозвав «специальным инспектором». Звучит не слишком внушительно, но это до тех пор, пока не понимаешь, что «специальным инспектором» может быть только носитель дара океана. В каком-то плане, это звание как давало много привилегий, так и накладывало много ограничений. Тот же Чарльз и сам находился теперь под наблюдением, регулярно проходил различные проверки, вынужден был сдавать анализы и проходить крайне раздражающие тесты, не говоря уже про невозможность выезда за пределы США. Без специального разрешения, естественно. Но кто его будет выдавать?
В моём случае в этом банально не было смысла. Генеральный директор прекрасно знал, что и кто я. Меня бессмысленно ограничивать, меня бессмысленно проверять. На фоне бомб замедленного действия я был самой опасной и, вместе с этим, самой полезной. К несчастью, меня всё ещё просили проходить некоторые формальности перед остальным руководством, но всё это была фикция, в которой я участвовал очень редко. Иногда и вовсе не «я».
«Специальные инспекторы» использовались осторожно. Практически всегда на дело отправляли обычных людей. Иногда выдавали им особое приспособление, часто инопланетное. В отдельных случаях приглашали инспекторов для непосредственного взаимодействия с другими дарами океана, которые те могли безопасно извлечь. Понятное дело, нормой было захватить нужный объект, привезти его быстренько в Совет, там извлечь дрянь, которая каким-то образом попала к человеку, и затем стереть ему воспоминания, если они были слишком шокирующими.
И если это вообще было возможно.
Надеюсь, мне не нужно напоминать про скафандр неверия и все те нюансы, которые нужно учитывать из-за него? А их было много!
Как можно понять, краеугольным камнем во всей этой непонятной и страшной хренотени были именно специальные инспекторы. На их плечи падало решение специфических и, зачастую, самых опасных проблем, связанных с разного рода вторженцами и, очевидно, так называемой «Бездной». Работёнки у этих бедолаг было много, этот Цикл уже должен был стать особо неприятной занозой в заднице.
За последний год куда-то ездили мы вместе с нуарным стилягой раз семь. Насколько я понимал, меня подключали только в том случае, если не были уверены, что с этим справиться один только Чарльз. Учитывая, на что он потенциально с этим своим комиксом был способен, можно было понять, что переработки у моего добровольно-принудительного дружбана были делом привычным.
Надеюсь, у него будет достойная пенсия. Не то чтобы он доживёт до неё, но всё же.
На фоне пережитого и не пережитого, для меня наши кругосветные (если мы говорим про уровень знаний географии среднестатистического американца) приключения проходили максимально просто и буднично. То вытащить какой-то дар из кого-то, то отловить какую-то нематериальную дрянь. Главное и, пожалуй, единственное железное правило — тихо. Как можно понять, что-то решить «тихо» намного тяжелее, чем «громко».